— А смог бы их удержать, если бы с вами произошел тот несчастный случай, скажем, эделинг Кнесслер? — король, как всегда, стремился вникнуть в мелочи, из которых собирается большое и цельное мнение.
— Даже если бы он захотел, Ваше Величество, — честно ответил Аббио, — это оказалось бы не в его силах. Народ был бы разгневан. А разгневанный народ — это толпа, которая подчиняется одному стадному инстинкту. В данном случае этим инстинктом стал бы гнев. Это как в сражении: один рвется вперед и своей храбростью заражает других, другой бежит с поля боя и своей трусостью вызывает у малодушных панику. Инстинктом толпы управлять достаточг но сложно. Но я не уверен, что Кнесслер, если бы ему доложили, что я убит королевскими солдатами, захотел бы противиться восстанию. Он, как хозяин здешних земель, приглашая меня по вашей просьбе для участия в турнире, дал мне гарантию безопасности своей честью. Кроме того, он посчитал бы себя следующим на очереди…
— Благодарю хотя бы за откровенность. Не каждый способен честно сказать королю правду. Но что выигрывает от этого Дания?
— Все, Ваше Величество, — констатировал аббат. — Готфрид спокойно делает то, что ему хочется, в то время, когда вы увязнете в Саксонии.
— А что ему хочется делать?
— Готфрид давно мечтает захватить земли княжества бодричей и оставить, таким образом, участок суши, связывающий его с Европой, материковые земли, за собой. Более того, по количеству торговых путей, проходящих через это маленькое княжество, с ним не может сравниться ни одно соседнее государство, не считая, естественно, нашего королевства, которое вообще сравнивать не с чем из-за его обширности. Таким образом, в этой войне датский король соблюдает не только интересы своей безопасности, но и решает значительные экономические проблемы.
— Согласен. Готфрид имеет прямую выгоду. Понаслышке зная кое-что о характере Сигурда, я могу предположить, что он явился инициатором этой бандитской акции. Что касается моего брата Готфрида, то мне не хочется верить, будто бы король был в курсе дел, которые, предположительно, я еще раз повторяю — предположительно! — затеял герцог Трафальбрасс. Это было бы просто недостойно монарха.
— Так, Ваше Величество, — согласился Алкуин.
— Почти так, — кивнул и Аббио.
— Что значит ваше «почти»?
— Оно говорит только о том, как мало вы знаете Готфрида, и ничего больше. Кроме того, королем, если вы помните, он назвал себя сам. В действительности же он просто дикий и необузданный конунг, убивший или просто отравивший исподтишка своих главных соперников, и захвативший верховную власть в стране. Но Готфриду захотелось стать частью большой Европы, и он стал называть себя королем. Конунгу Трафальбрассу и конунгу Гуннару пожаловал титулы герцогов, пьяницам братьям Ксарлуупам подарил по графскому званию. Но в душе он остался все еще конунгом, все тем же необузданным и диким. И способен на все… А удары в спину Готфрид любит особо, прошу вас это учесть, Ваше Величество, на будущее…