Прыжок через пропасть

— Меня ждешь, княгинюшка?

Дражко подступил к Рогнельде с обычной своей полуулыбкой, о существовании которой можно было догадаться только по шевелению усов и по тону сказанного. Он всегда так разговаривал с ней, по-братски выказывая шутливо-повышенное уважение и любовь, потому что не мог себе позволить показывать их иначе, хотя хотел бы, очень хотел бы в действительности совсем иного. Но любое иное в его понимании граничило с предательством брата и князя. И потому князь-воевода даже в мечтах старался не выходить за поставленные самим собой границы. Только в снах вот, которые он контролировать был не в силах, в снах он приходил к Рогнельде, и она приходила к нему. И разговаривали они совсем иначе, и чувствовали они себя совсем иначе. А потом, проснувшись, Дражко не мог смотреть Годославу в глаза и страдал так, словно обманул и предал человека, которого искренне любил и уважал.

Рогнельда медленно повернула голову, словно только что заметила появление князя-воеводы, закончившего разговор с боярами, или же просто трудно оторвалась от тяжелых дум, присутствие которых стало теперь нелегким ее ежедневным бременем, одновременным с приятным бременем естественным, уделом каждой женщины и матери. И кивнула.

У двери стояли стражник и глашатный Сташко. Если последний был в курсе событий, и даже принимал активное участие в них, то стражникам, всегда тесно связанным семьями с городом, ничего не рассказывали. А ту пару, что утром выпускала князя из задних ворот, категорично предупредили о необходимости держать язык на засове. Иначе Дражко обещал их за этот язык подвесить. А верность князя-воеводы слову все знали. На эту пару стражников надеяться было можно. Но лишних посвящать в тайную поездку Годослава не стоило. И потому князь взял Рогнельду под руку и повел в сторону.

— Пойдем, княгинюшка, к твоему мужу, там и поговорим втроем…

Они вышли к лестнице. Здесь тоже стоял на посту стражник.

— Чужого кого-то пропускал?

— Как можно, княже… Не велено! — зычно рыкнул постовой. — Только свои без конца снуют туда-сюда. И что им на месте не сидится…

Дражко вопросительно посмотрел на Рогнельду. Как же тогда прошел к ней жалтонес? Она только показала взглядом на лестницу. Значит, случилось еще что-то.

Непредвиденное…

И только в спальной светлице Годослава, когда они остались наедине, княгиня устало села в обитое лионским бархатом кресло и уронила руки, словно силы полностью покинули ее, беременную, ослабленную и все последние дни нервно вздрагивающую от любого резкого звука. Воеводе самому стало больно смотреть на княгиню, на ее синеватые мешки под глазами, говорящие о бессонной ночи, на крас-новаты.е белки глаз — последствие частых в последнее время слез.