— Знать бы, можно было бы и княжество не предлагать. Там еще вторая армия стоит. Если Полкан ее потопит…
— А он потопит! Я Полкану верю.
— …Полкан потопит, а Дражко остатки добьет так, что рога и перья в разные стороны полетят, что он и желает сделать, тогда совсем будет обидно под Карла идти.
Князь задумался. Привычно прошагал по палатке. И сказал уже серьезно:
— Нет. Этого нам не минуть. Пройдет год, Готфрид оправится. Викингов в море не отпустит. Снова руки на юг протянет… Да и Карл без этого, давай будем думать честно, пошел бы на нас. Мало у нас сил, чтобы выстоять.
— Радегаст в помощи не откажет, как не отказал с данами. Не надо было тебе про вассальную зависимость говорить. Так бы обошлось.
Князь подумал еще минуту.
— Нет. Одно дело — десять тысяч разбить. Но не сто. С такой армадой нам не справиться никак. А Карл в состоянии и сто тысяч собрать. Ладно… Я буду собираться на обед к королю. После обеда состоится, скорее всего, какой-то конкретный разговор. Сам обед, как меня предупредили, будет на вершине холма в королевской ставке. Если будут новости, ты меня извести.
— Ты, княже, предупреди стражу… А то к тебе не подпустят.
— Сделаю.
* * *
Королевский обед проходил в том же месте и в такой же обстановке, что и трапеза по случаю приезда графа Оливье. Но в старых декорациях появились новые действующие лица. Во-первых, место графа по правую руку от короля на сей раз было отдано победителю турнира. Это была большая честь, которую король мог бы и не жаловать князю бодричей, как считали многие придворные. Они на Годослава посматривали искоса, хотя и не показывали откровенно ревнивой неприязни. Но во всех королевских дворах всех государств мира появление нового фаворита означает не просто отдаление старого, оно означает еще и отдаление всего двора дальше, чем ему хотелось бы.
Впрочем, все понимали, что положение княжества бодричей таково, что не позволит его правителю постоянно быть с Карлом. Княжество — не графство. Оно требует сложного управления. И потому, зная, что вскоре Годослав удалится в свой Рарог, ему почти прощали момент славы и возвышения.
Если первый обед проходил в день обоснования короля на новом месте и до основательного устройства было еще далеко, то сейчас придворные уже чувствовали обжитость ставки. Это впечатление усиливал такой внешний атрибут, как обилие дичи на столах. Это расстарался эделинг Видукинд, который на сей раз занял соответствующее положению место уже под своим именем. За день до решающих схваток на турнире, эделинг отправил своих людей на большую охоту в близлежащие леса. И теперь дичь украшала каждый стол. А королевский стол — особо. Два кабана-секача стояли друг против друга в противоположных концах. Длинные желтые клыки их были устрашающе направлены на соперника. Королевский повар проявил все свое искусство, сняв с диких зверей шкуру целиком, промыв ее в уксусе с давленым чесноком, а потом пришив на отваренную в соусах целую тушу, фаршированную местными грибами, доставленными к королевскому обеду ваграми князя Бравлина. Прямо перед королем красовался на большом деревянном расписном подносе отваренный и облаченный в собственные перья белый лебедь, выгнувший прекрасную шею. Лебедя доставили к столу тоже вагры, но в отличие от кабана они сами же и готовили его, потому что королевский повар с такой птицей работать не умел и боялся испортить произведение искусства неумелым обхождением. Что он сам, впрочем, признал перед Карлом, чтобы похвалить помощников, приехавших к нему из соседних городов. Те же вагры доставили к столу и диковинный ржаной хлеб, но признались, что полудали его от бодричей с другого берега Лабы. Таким образом, стол выглядел символом объединения, как завершившийся турнир.