Однако!.. Сердце Пирошникова стучало, казалось, на всю комнату, ему вдруг мучительно стыдно сделалось собственного любопытства и волнения, а также того, что не может он с ними справиться, как полагалось бы человеку интеллигентному. Но главное даже не в этом. В тот момент, когда пришедший молодой человек скрылся из глаз, провалившись под окно, наш герой ощутил спиною обжигающее прикосновение ребер батареи отопления, и это телесное воспоминание разом восстановило в памяти точно такой же эпизод, произошедший с ним самим когда-то. Сейчас он не мог с уверенностью вспомнить ни квартиры, где это происходило, ни лица женщины, которая с ним тогда была, ни даже ее имени, но этот ожог, и неразбериха тряпок на полу, и жесткие половицы, и прерывистое дыхание, и стыд, смешанный с удовольствием, — все это всплыло с поразительной отчетливостью и заставило нашего героя, посмотревшего теперь со стороны на подобную сцену, спрятаться с головою под одеяло, чтобы не слышать происходящего под окном.
В другое время и при других обстоятельствах он отнесся бы к этому спокойнее и даже с иронией, но сегодня, доведенный до отчаянья лестницей и совсем недавно испытавший прикосновение истинной, как ему показалось, любви, наш герой, забыв о тех двоих, барахтающихся в тряпках под окном, вспоминал тот случай и другие похожие случаи — вспоминал с очевидной потребностью любить и со столь же очевидной ненавистью к своему прошлому, довольствовавшемуся дешевыми заменителями.
Здесь увидел он и лицо бывшей своей возлюбленной Тани таким, как представилось оно в последнем его сне, а увидев его, он, кажется, впервые понял, что и там, и там не было того, к чему он стремился. Мелькнула на миг и Наташа, и еще бог знает что закружилось в голове, пока мысли нашего героя не были остановлены знакомым и почти родственным уже возгласом дядюшки:
— Вот тебе и раз! Володя, ты, что ли?
Пирошников высунул нос наружу и увидал дядюшку, стоящего босиком в трусах над зажженной лампой с видом донельзя ошеломленным. Дядюшка растерянно взирал на новых людей, которых наш герой из своего укрытия сейчас не видел.
— Погаси свет, слышишь ты, чайник! — раздался из-под окна шипящий и с ненавистью шепот. — Ну, быстро!
Дядюшка поспешно нагнулся к лампе и восстановил статус-кво. Потом он, потоптавшись, судя по звуку, на месте, вернулся к своей раскладушке и осторожно сел, стараясь не скрипеть. Последовала пауза, после которой дядюшка не выдержал:
— Что же это такое, а? Владимир?
— Ну чего пристал? Я тебя не знаю, ты меня не знаешь. И помещение не твое, — отозвался голос уже в более умеренных тонах.