— И кроме того, это сильно ранит маму, — сказала Иоанна. — Она увидит свою бесполезную дочь живой и невредимой, тогда как Ричард… — И она снова залилась всегда готовыми слезами.
Но Иджидио становился все более нетерпеливым. К этому времени по городу ходили уже дюжины противоречивых историй, которым поначалу верили, а потом отвергали как выдумки, и в один прекрасный день он сказал:
— Жизнь дана нам для того, чтобы жить. — Он надел свою лучшую одежду, горячо поцеловал Иоанну и отправился к Элеоноре в Руан за разрешением на брак. — И если я ей не понравлюсь, лишь пожалею о том, что у нее такой плохой вкус, вернусь и тут же женюсь на вас, — весело сказал он.
Известие о новом появлении Ричарда дошло до Манса в день, когда мы ожидали возвращения Иджидио. Эти двойные волнения едва не свели Иоанну с ума.
Иджидио запаздывал, и мы отпустили всех слуг и сидели в ожидании; на столике у стены стояла приготовленная еда и все необходимое для подогревания вина, потому что вечер был очень холодным.
Наконец он приехал. Его обычно приятное лицо было испещрено морщинами, отчего выглядело угрюмым. Мне показалось, что он был немного пьян. Мы накинулись на него с расспросами, но свойственная ему любезность имела какой-то необычный оттенок. Чуть ли не отодвинув нас в сторону, Иджидио прошел к камину, протянул к огню руки с негнущимися от холода пальцами и круто повернулся к нам.
— Значит, этот слух дошел и сюда.
— Только сам факт, — подтвердила Иоанна. — Мы надеялись…
— Ваша мать, — злобно проговорил он, — даже не нашла минуты, чтобы принять меня. Она целый день сидела взаперти за письмами к Папе! — Его интонация была несколько презрительной. Он напоминал избалованного мальчика, которого прогнал человек, занятый своими взрослыми заботами.
— О Боже, — вздохнула Иоанна, тактично выражая разочарование, которого не могла испытывать, потому что голова ее была занята совсем другим. — Но, милорд, если добрая весть подтвердится, Ричард будет у нас на свадьбе, и это лучшее, на что мы можем надеяться. Скажите же нам, это правда?
— Любовь моя, — граф схватил с бокового столика холодную курицу, оторвал от нее ногу и принялся, чавкая, обгладывать ее, — как это может быть правдой? Сначала был какой-то капитан — не так ли? — видевший короля на Мальте, потом лучник, узнавший его в Шервудском лесу, а затем молочница, с которой он разговаривал в Кайене. А теперь появился какой-то лютнист, который якобы потерял своего хозяина где-то под Веной, не смог за ним уследить из-за болезни, а потом притащился в Руан, чтобы рассказать эту небылицу…