Чон согласился.
И вдруг вечером выяснилось — Зара едет с ним.
Она, видите ли, решила показаться своему врачу, и, раз случилась такая оказия, что Чон едет в столицу, пусть заодно отвезет свояченицу, добродушно говорил тесть.
Зара ухмылялась — на лице Чона и в самом деле была написана такая растерянность, что в голове у тестя промелькнула мысль, не поджидает ли Чона там, в Москве, какая-нибудь пассия. Но Чон тут же взял себя в руки:
— Знаете, я передумал. Пусть с Заремой едет Света. Ей полезно немного отдохнуть.
Да чего же, в конце концов, добивалась от него эта наглая девчонка?
Он снова приходил к Ибрагиму — в дверях его жилища Чона настигал знакомый аромат духов.
— У тебя кто-то был?
Ибрагим смотрел в сторону.
— Да.
— Кто?
— Девушка.
— Зара?
— Зара, — вздыхал Ибрагим.
— Зачем она приходила? Ты закончил ее портрет!
— Зашла поболтать. Очень умная девушка, очень…
Как-то Чон вошел в комнату Зары, чтобы как следует разобраться с ней, — она танцевала под магнитофон, держа в руках бутылку коньяка и бокал!
— Дай сюда. — Стукнув по клавише магнитофона, Чон властно протянул руку за початой бутылкой.
Зара с готовностью сделала навстречу Павлу несколько шагов, протягивая ему бутылку и бокал, — и вдруг у самых его ног уронила то и другое…
— Ох, беда-то какая! — насмешливо вскрикнула она.
Коньяк вылился на домашние тапочки Чона.
Зара гибким движением встала перед ним на колени.
— Дай-ка я тебя переобую, — сказала она, глядя на него снизу вверх.
С коротким гневным криком Чон пнул бутылку и убежал прочь…
Наконец, как-то утром он проснулся от запаха знакомых духов — рядом с ним, подперев лицо ладонью, лежала Зара, совершенно голая.
Несколько секунд они смотрели друг на друга, а потом начали обнимать друг друга с такой силой ненависти и любви, что захрустели кости…
После этого наступило сплошное безумие.
Зара подстерегала его повсюду, в разных углах дома, нисколько не заботясь о том, что их могут увидеть, даже напротив, желая этого.
Она требовала, чтобы он бросил Свету и уехал вместе с нею в Москву.
Зара хотела учиться в эстрадно-цирковом училище и была уверена, что поступит туда. Она убеждала Чона, что и ему Москва тоже необходима как воздух. В наших палестинах ни он, ни она никогда ничего не добьются, а там их обоих ждет слава, деньги, любовь, свобода, все-все, что только может дать человеку эта жизнь, если только он не спасует перед трудностями, как перед любящей женщиной.
Чон слушал ее и поражался — откуда в этом юном существе столько честолюбия, столько высокомерной, страстной силы и цинизма.
— Ну и что из того, что Света мне сестра, — пожимала плечами Зара. — Я люблю тебя! Ты мне больше чем родной! Мы с тобой одной крови! Все другие, — пренебрежительно говорила она, — бескрылые, обыкновенные, скучные! Света — певица, а ведет себя так, будто она — никто! Совсем не придает значения своему таланту! Как так можно? Нет, мое имя очень скоро будет известно всему миру, увидишь! И твое тоже, Павел!