— Ты на Исаакиевскую ходишь ли?
— Нонче туда собираюсь.
— Ступай лучше, как стемнеет. У нас, смекаю, соглядатаев довольно, чуть что — лыко в строку поставят, — сказал Жученков.
Всю прошедшую неделю Иванову хотелось узнать, нет ли утешительных известий, — ведь князь только на площади побывал, не стрелял ни в кого, не командовал… Но теперь, идучи на Исаакиевскую, снова побаивался, что ежели старый князь уже прискакал из Москвы да Никита рассказал ему, как хотел идти по начальству, а он, Иванов, отговорил, то не разгневался бы…
Но опасения оказались напрасными. Никита встретил унтера выбритый, приодетый, явно ободрившийся против прошлого раза.
— Какие вести, Никита Петрович? — спросил Иванов.
— Вестей нету, раз в крепость посажены, — рассудительно сказал старик. — А князь Иван Сергеевич приехали и хлопочут по сильным людям. Вот и сейчас у военного министра графа Татищева в гостях. У нас знакомых никак сто господ самых сановитых. Вызволят, поди, из беды дружкова сынка. Все князья Одоевские от Рюрика идут, не то что Бестужевы безродные, никак пять братьев, которым терять нечего, аль голоштанники Кюхельмакери, — Никита скривился и передразнил, как Вильгельм Карлыч махал руками.
— А про него что слыхали? — полюбопытствовал унтер.
— Сбег с Семеном своим, мужиками обернувшись. А друзья-товарищи, с кем кричал бог знает что да у кого квартировал, за него и расчерпывайся. И оченно просто за границу сбегёт. Не то что наш князь — непропека, дитятко, дальше Петербурга уйтить не сумел, к тетеньке заявился! Уж лучше прямо бы во дворец да государю в ноги. Повинную голову, сказано, и меч не сечет… А он замест того к Жандру забег, в одежу его переоделся, шубу с шапкой взял, денег призанял. Тут бы Андрею Андреевичу его и вразумить, чтоб с повинной шел… За то и его, голубчика, неделю под арестом проморили. И всегда тощий был, а ноне вовсе вроде кота бездомного…
— Где же ты видел его, Никита Петрович? — воскликнул Иванов.
— Тут и видел. Вчерась ввечеру Ивану Сергеевичу доложиться приходил, и вещи наши человек его принес, что князь там оставил.
— Выпустили, значит, Андрей Андреевича?
— Так я ж тебе толкую, что восемь ден продержали. Ему и князь Иван Сергеевич выговаривали: «Зачем, говорит, сыну моему потворствовали, одежу, деньги ему давали?» — «Виноват», говорит… Нам-то уж давно из крепости все евоно выдали взамен на сюртук форменный и халат теплый, да не знали мы, откуль взято. А шинель, что у Жандра бросил, вся где-то изглаздана…
«Соваться ли к Андрею Андреевичу? — думал Иванов, выйдя на улицу. — До меня ли ему сейчас?.. Нет, сходить надобно, поздравить, что вышел из-под караула, да, может, про Алексадра Иваныча что скажет. Никита одну чепуху несет… Неужто же все братья Бестужевы заарестованы? Вот матушке ихней горе!..»