До кирасир любые новости доходили городскими слухами или отрывками офицерских разговоров. А до Иванова — еще от Андрея Андреевича. К нему забегал теперь хоть раз в неделю в надежде услышать что-нибудь про своего князя. На Исаакиевскую тоже ходил, но там жили только ожиданием — старый князь уехал в Москву, как объяснял Никита, за деньгами на подарки нужным лицам.
Об Одоевском Жандр не знал ничего нового. Идут допросы, везут все новых арестованных. В другой раз рассказал, что на юге также случилось восстание. Поднялся один пехотный полк и пошел было на Киев в надежде, чем к нему пристанут другие, в которых служили заговорщики. Но никто не исполнил обещаний, и тут же восставших разгромила посланная правительством конница с артиллерией. Арестованных там офицеров тоже привезли в Петропавловскую крепость, а солдат будут судить на месте.
Потом тот же Андрей Андреевич рассказал, что Кюхельбекера схватили-таки в Варшаве на улице и доставили сюда. Взяли и Семена Балашова. Вот куда добрались! А теперь что будет? Вильгельму Карлычу обязательно припомнят, что в начальников пистолетом целился. И на язык у него удержу нету. Как бы сам на себя не наговорил.
А еще через недели две, в середине февраля, Жандр сказал унтеру, что с Кавказа привезли Грибоедова. Правда, пока сидит при Главном штабе. Там куда вольготней — всем носят обеды и ужины из ресторации, а книги да бумагу Александру Сергеевичу приятели посылают. Только бы в крепость не перевели…
От таких новостей на душе у Иванова становилось вовсе темно. Легко ли знать, что столько хороших господ в крепости маются? Вспомнить хоть, как Вильгельм Карлыч со Степаном говорил, — чисто как с братом. Или князь Александр Иваныч с ним самим — «тезка», иного имени с первого дня не бывало. Такие господа в тюрьмах, а живодеры, как барон Вейсман, в чести. Слышно, в генералы произведен, а в полку, которым командовал, могилы солдат, им забитых, целый погост обозначили…
В начале марта привезли из Таганрога тело покойного государя. Три месяца тащили на огромном катафалке, в который впрягали по двенадцать сильных коней. В ветреный и серый день гвардию расставили шпалерами от Московской заставы до Казанского собора. Конногвардейцы дрогли четыре часа на Садовой, у Сенной. На другой день водили кланяться закрытому гробу. Потом стояли на Цырицыном лугу, и мимо них тянулось два часа траурное шествие. Слышали пальбу салюта с крепости.
Похоронили Александра Павловича и начали готовиться к походу в Москву на коронацию Николая. Шли не все гвардейские полки — где столько разместить? От конной гвардии — только 1-й дивизион, который выступил 30 марта. Оставшиеся радовались — месяц ползти по весенней распутице не велико счастье. И все лето, до конца августа, когда назначена коронация, — парады, разводы, смотры, караулы на глазах у царя и великого князя. Езда с герольдами по улицам, сопровождение царицыной кареты — все в парадной форме, от которой летом, случалось, обмирали самые сильные. И наградных рублей не захочешь…