— Я могу заставить вас делать все, что захочу. В ваших же интересах не забывать об этом.
Вместо того, чтобы разразиться обвинениями, Александра вдруг глубоко вздохнула. Она старалась быть очень сдержанной и спокойной с ним, старалась не терять над собой контроля и не отступать от своей природной мягкости под его грубым напором, и наконец доказала это — и ему и себе самой. Она подняла на него непроницаемый взгляд:
— Вы хотели о чем-то говорить со мной. О чем?
"Вот это выдержка”, — подумал он.
— У вас царапина на правой руке. Либо вы поцарапались об стол, который кинули в меня, либо получили ее в схватке с Синджен.
— Если я сделаю попытку вымогательства, вы купите мне новое платье?
— Возможно.
— Да я ничего не возьму от вас! Ведь вы бесконечно будете напоминать мне об этом, и каждый раз, как я вызову ваше неудовольствие, будете швырять мне в лицо обвинение, что я вымогательница.
— Очень жаль, но получив меня, вы получили и все мои плохие привычки. А также всех моих ненавистных вам родственников, таких бесчувственных и толстокожих. Да еще две дюжины слуг, которые вечно во все вмешиваются и путаются под ногами. Нет, не нужно осыпать меня ругательствами. Ваша сдержанность очень приятна, хотя и необычна.
Так вот, я говорю вам, что не стану аннулировать наш брак. Я говорю вам, что признаю вас своей женой. Хотите вы что-то сказать на это?
— Вы порочны.
— Не более, чем вы.
Алике с ногами забралась на кушетку, изящно скрестив их, и облокотилась на спинку, закинув руки за голову.
— Кажется, я понимаю. Вы делаете это, чтобы избежать скандала.
— Нет, хотя это тоже достаточное основание. Это действительно могло бы вызвать скандал, последствия которого были бы весьма неприятны. Но это не главная причина. Я вижу, вам удалось взять себя в руки и успокоиться; значит, мы можем теперь поговорить спокойно.
Он предложил ей то, о чем она мечтала целых три года. Отчаявшись получить сто, она даже попыталась его соблазнить, раздевшись и придя к нему в спальню. Но он оскорбил ее и отослал обратно. И вот теперь она перед ним совершенно одетая, исцарапанная, и именно теперь он готов принять ее. Она не понимала его. Но с другой стороны, был ли у нее в действительности выбор? Разве это не то, чего она хотела больше всего на свете?
После долгого молчания она подняла на него глаза и сказала:
— Хорошо.
Дуглас улыбнулся. Внутри у него что-то отпустило. До этой секунды он не осознавал в таком напряжении находился, с каким трепетом и страхом ждал ее ответа.
— Когда вы улыбаетесь то кажетесь совсем другим человеком — Боюсь, что это произошло в первый раз с тех пор, как мы встретились.