При ее появлении вилка застыла в руках у Дугласа. На ней было бледно-голубое платье, довольно простое, но элегантное. Длинные черные локоны были перехвачены голубой лентой под цвет глаз. И вся она была такая красивая, изящная и дьявольски соблазнительная.
— Это что, новая мода, Мелисанда? — спросила Синджен. — Чисто белую. Если ты еще воткнешь в шляпу ярко-зеленое перо, то станешь похожа на сказочную принцессу.
— Когда она в белом, ее лицо приобретает лимонный оттенок, — сказал Тони как бы между прочим, подливая себе кофе. — Для меня было большим облегчением, когда Мелисанда сняла свадебное платье. Надеюсь, ты больше никогда не будешь носить белое.
— Лимонный оттенок! Да что ты такое говоришь, Тони? Это совершенная нелепица! Мое лицо никогда не бывает лимонного оттенка. Никогда.
— Разве, Мелли? Ну, в таком случае зеркало тебя обманывает. Тебе лучше положиться на мнение своего мужа. У меня исключительный вкус. Я собираюсь выбросить все твои вещи белого цвета. Мы накупим тебе зеленого и голубого, все шелковое и атласное, конечно. Ты согласна, дорогая?
— И все-таки ты ошибаешься, — немного смягчившись, сказала Мелисанда, — хотя против обновок я не возражаю.
— Я так и думал. После того как мы поживем в Стробери-хилл столько, сколько я захочу, мы можем отправиться в Лондон. Там ты будешь разбивать мужские сердца своей несравненной красотой, еще больше подчеркнутой атласом и шелком.
— Но мне хочется в Лондон сейчас, Тони!
— Хотите кекса, дорогая? — спросила ее вдовствующая графиня Нортклифф.
Синджен увидела, как задумчиво смотрит брат на Мелисанду, и спрятала лицо за чашкой, скрывая улыбку.
— Мелли, ты должна всем показать свои акварели, — сказал Тони, любуясь тонкими белыми пальцами жены, которая отламывала кусочки кекса и медленно отправляла их в рот. — Дуглас, она сделала несколько зарисовок в вашем саду. Тебе должно понравиться.
Мелисанда перестала жевать и, засияв, посмотрела на мужа.
— Ты правда считаешь их хорошими. Тони? Правда? Ты себе не представляешь, как его трудно, когда освещение все время меняется, особенно на кленовой лужайке. Может, мне попробовать написать этих воробьев, на которых всем так хочется посмотреть?
— Не знаю, — ответил он. — Думаю, тебе лучше начать с лошади, которую я тебе куплю. Только не белую, Мелли, может быть, гнедую в белых чулках. Я не хочу, чтобы ты смотрелась банально.
— Банально? Что ты хочешь этим сказать?
— Я хочу сказать, что ты утратишь оригинальность. Будешь выглядеть провинциальной простушкой.
— Хорошо, Тони, — согласилась Мелисанда, одарив мужа солнечной улыбкой, — выбери мне лошадь сам. Только оригинальную.