После определения будущих поломоек на жительство, мы занялись работой с пленными. Разделённые на десять групп по количеству сараев, крестьяне уже пришли в себя, поели и собирались домой. Мы объяснили, что на ночь, глядя, выгонять никого на мороз не собираемся, особенно раненых. Вместо вечерней сказки предложили политинформацию в лучших традициях советских времён. Для ускорения процесса мы с Палычем разделились, затем пошли в народ. После обычного вступления, где я выкладывал аргументы, уже напечатанные в листовках, наступал «вечер вопросов и ответов». Обозлённые крестьяне первым делом пытались обвинить нас в убийстве их товарищей, в нанесении ран им самим. Эти претензии я разбивал одним вопросом, «Кто вас просил нападать? Мы тут год живём, никого не трогаем. Не я в твою деревню пришёл, а ты в мою. Кто же виноват, по носу получил, юшка потекла, не реви, терпи, да на ус мотай. Так нас в детстве учили драться?»
После этого выплеска обиды начинался настоящий разговор, с мыслями о вольности крестьянской, о двух извечных русских вопросах, «Кто виноват?» и «Что делать?». Мы договорились не растекаться мыслью по древу, задерживаться в каждом коллективе не больше часа. Мы не пытались за это время сагитировать крестьян в свои ряды, понимая, нужно время и обдумывание наших тезисов, чтобы к нам приходили убеждённые люди, а не жаловались потом на обман. Мне, например, понравилась игра с предложением крестьянам подумать, что будет, если завтра все станут свободными. Благо, время соответствовало, богатейшие чернозёмы юга России ещё были в руках крымских татар. Потому игра была беспроигрышной, выбрав себе жертву, я задавал свой вопрос и вместе с окружающими крестьянами начинал рассуждать.
— Вот, освободили всех крестьян в России, что ты будешь делать?
— Как пахал, так и буду жить, — отвечал крестьянин.
— Так земли у тебя нет, — это беспроигрышное замечание всегда попадало в точку.
— У барина возьму исполу.
— Так ты крепостным и останешься, будешь на барина работать, до смерти долги не отдашь, и детей похолопишь.
— Тогда куплю землю, — пытался найти ответ парень, понимая, что оплошал.
— Так денег у тебя нет, а займёшь, опять кабала будет, не хуже, чем у барина. Случись неурожай, отберут у тебя землю, да в долговую яму сядешь.
— Ну, не знаю, пойду искать свободные земли. На них и осяду.
— Так в России свободных земель нет, только помещичьи, да казённые. Разве монастырские ещё забыл. Чтобы свободные земли найти, надо далеко в Сибирь забраться. На хороших землях, как ты понимаешь, могут быть другие хозяева, или дикари-нехристи, прости господи. (На этом месте мы все дружно крестимся). Придёшь ты туда, поселишься один, ну, с женой. А соседей нет. Случись чего, никакой помощи не добьёшься, попа близко нет, ни крестить, ни отпеть. Кузнеца рядом нет, купцы не приедут. Можно, конечно, поселиться близко к городу, так там опять поборами замучают, да лихие люди из кабаков полезут. Вот так. Куда крестьянину податься, зачем тебе свобода?