Резкая боль пронзила мне ногу. Вздрогнув, я вскочила. Бес, истошно вопя, взмахнул лапой с выпущенными когтями и с силой опустил ее на Женькино колено. Та, заорав, как резаная, спрыгнула с дивана. У меня в голове с быстротой молнии пронеслась мысль: кот исчез, едва мы зашли в квартиру, но мы были так заморочены, что этого не заметили. Впрочем, сейчас не до него. Я увидела, что лицо ведьмы перекосилось, взгляд судорожно метнулся от меня к Женьке и остановился на Лизе, продолжающей сидеть в состоянии, близком к обмороку. Ведьма, просияв, снова зашевелила гипнотически сверкающими пальцами. Лиза застонала. Я поняла: она чувствует то, что недавно пережила я, ту же невероятную боль. Схватив подругу за плечи, я спихнула ее с дивана прямо на пол. В это же время Женька толкнула кресло, в котором сидела ведьма. Оно врезалось в зеркальную этажерку, раздался звон стекла, а потом началось нечто невообразимое. Похоже, загадочные жидкости, вылившись из разбитых колб, вступили в химическую реакцию. Что-то шипело, горело, взрывалось не хуже, чем на грандиозном пожаре в магазине петард…
– Бежим! – закричала я и потащила Лизу к выходу.
Что касается Женьки и Беса, тех уговаривать не пришлось – они уже мчались к двери, причем Бес впереди. Правда, кот спасовал перед замком, но, едва Женька отперла, выскочил в коридор первым. Я в панике волокла Лизу, наконец сумевшую худо-бедно передвигаться. Мы рванули вниз по лестнице, забыв о лифте, вывалились во двор и побежали куда глаза глядят. Бежали, и бежали, и бежали.
От мирового марафонского рекорда нас спасла Женька, которая вдруг замедлила темп и принялась невнятно бунчать что-то о дырах в мостовой. Я среагировала не сразу, однако после десятого упоминания дыр мозги мои с неохотой, но завертелись. Или снижение скорости подействовало на них благотворно? Короче, я вдруг смутно осознала окружающее и даже уставилась на мостовую – на мой взгляд, вполне приличную.
– Где дыры? – с трудом выдавила я. – И пора остановиться, а то помрем.
– Везде, – простонала Женька, по инерции продолжая двигаться и сопя не хуже своры пожилых мопсов. – На каждом шагу.
Я схватила ее за юбку, и мы, наконец, затормозили.
– Почему тебе дыры не мешают? – осведомилась подруга с такой тревогой, словно спасение ее жизни зависело именно от ответа на этот вопрос.
– Потому что никаких дыр нет, – подумав, объяснила я.
– А куда я тогда проваливаюсь?
Она попыталась вырваться из моих рук и, хромая, побрести дальше. Не тут-то было!
– О, черт! У меня отлетел каблук. А ведь босоножки самые любимые…