– Василич, а ты что же, неженатый? – поинтересовался я.
– Разведен, – буркнул водитель.
– Прости.
– Да я уже в четвертый раз, привык…
Постучав в угловое окошечко – бабка жила на первом этаже, – мы поднялись на один пролет темной грязной лестницы и прошли за отворившей нам дверь старушкой на кухню. Она знала всех агентских в лицо и нас не боялась.
– Бабуля, организуй нам бутылочку водки и что-нибудь закусить, холодненького, – попросил я.
Выпили, закурили, я уселся удобнее.
– На чем я остановился-то, Михаил? – выдохнул дым водитель.
– Про крыс ты рассказывал, Василич.
Я уже в то время коллекционировал интересные истории.
– Ага, про крыс… Так вот, в трубе жизнь, как ты сам понимаешь, – не сахар. Старшие все время куда-то ходили: изучали схему тоннелей, пути отходов, запасные выходы… А мое дело – рация, батареи аккумуляторные. Поднимут среди ночи, всегда неожиданно, – идем на точку. Отстучу ключом шифровку – и ходу! Опять четыре-пять дней – без дела. А я – молодой мальчишка, мне двигаться хочется. Запел раз – по морде схлопотал. Все на нервах, злющие! Нельзя шуметь! Нельзя свет жечь! Нельзя! Нельзя! Нельзя!..
И стал я с крысами разговаривать. Насыплю яичного порошка на бетон, где посуше, поедят они и садятся столбиками передо мной полукругом. Лапки на груди сложат, глазки-огоньки в темноте смотрят, не отрываясь, – слушают, что я рассказываю. Особенно один выделялся – крупнее других, вожак, повиновались они ему беспрекословно. Я его Кирой звал, как мама меня в детстве. Маму помнил смутно, дома она бывала редко. Все время на работе, партийная. Арестовали ее еще в тридцать пятом. А батьку не знал совсем. Летчиком, говорили, служил, погиб… А как на самом деле оно было, мне неведомо… Тридцатые годы, лишнего не скажут, сам понимаешь.
Да, крысы… Привык я к ним – поверишь? – когда возвращались, радовался, как ребенок. У Киры голос – не как у других. Все попискивали, а он как бы рычал приглушенно, что ли. Всегда рыкал, когда возвращался, – здоровался, значит. А потом и подходить стал, гладить разрешал. Усами щекочет ладошку, шерстка мягкая, сам теплый…
Я, знаешь, Михаил, последнее время от нечего делать к чтению пристрастился. Даже в библиотеку районную записался на старости лет. Дома сидишь один, как сыч. Откроешь книгу и не так, вроде, тоскливо. Как бы уже и в компании… Так вот, попалась мне тут брошюрка психолога одного, женщины… Как звать – забыл, а пишет она интересно и понятно. Утверждает, что есть такое понятие: "недотроганные дети". Мол, ребенка надо трогать. Не только говорить с ним, но и обязательно гладить, щекотать, за ушком чесать, волосики перебирать. А то вырастет недотроганным и потом сам приласкать никого уже не сможет. Вот и я недотроганный вырос. Матери некогда было, она светлое будущее строила для всех на земле, значит… Няньке – пофиг, батю я не знал… Увижу, как мужик ребенка вверх подбрасывает, а тому страшно и радостно – веришь, ком в горле…