Сердечный приступ Рассказ
Его привезли в воскресенье под вечер на "скорой" с подозрением на инфаркт. В приемном покое сделали повторную электрокардиограмму. Предварительный диагноз не подтвердился, и больного положили в нашу шестиместную палату, на единственную свободную койку. Понаблюдать.
Он – мужчина еще не старый, лет пятидесяти. Прическа короткая, цвет волос: перец с солью. Лицо одутловатое, бледно-серое, будто вылепленное из сырого теста. И очень напряженное, словно он драться собрался или на собрании выступить. А глаза добрые, печальные.
Усталый врач, добивавший без смены вторые сутки дежурства, послушал сердечко пациента, померил давление и, легонько похлопав его по груди, вышел из палаты.
Откинувшись на подушку, новенький неподвижно лежал на продавленном больничном матрасе, глядя в потолок и думая о чем-то своем, невеселом.
– Как зовут-то? – спросил я его.
– Василий, – повернул ко мне голову мужчина. – Столяров, – добавил он, подумав.
– А меня – Михаилом. Ты, Василий, не вставай пока. Если что надо, говори, не стесняйся.
Чем заняться в больнице поздним вечером? Телевизор в холле выключен; читать уже неохота, спать еще рано, будешь потом полночи ворочаться. Покурив втихаря перед сном, лежали мы в тот воскресный вечер и трепались: подначивали друг друга беззлобно, анекдоты бородатые травили.
– Мужики, хотите, я вам расскажу одну случившуюся со мной тридцать лет тому назад историю, – спросил вдруг Столяров. – Никак не могу забыть того давнего случая.
Мы замолчали и приготовились слушать Василия.
"В жизни всякое бывало, – тусклым, бесцветным голосом, откашлявшись, стал рассказывать Столяров. – Чего уж там: приходилось и молчать, когда надо было высказаться; оставался, хотя хотелось встать и уйти, хлопнув дверью. Но, именно, этот случай, забыть никак не могу.
Василий помолчал…
Дело было, если не ошибаюсь, в семьдесят девятом… Да, в семьдесят девятом, осенью. Техникум я окончил в феврале и уже месяцев восемь работал в НИИ, по распределению. По командировкам мотались то и дело. Нас, молодых неженатых, гоняли почем зря. Вот и в тот раз – где-то в конце ноября, подмораживало уже – возвращался я из двухнедельной командировки на Байконур. Поезд опоздал, и я едва успел заскочить в закрывающееся на ночь метро.
Столяров говорил неторопливо и негромко, но все его слышали.