А вот у Ефима с Надей это великое предложение спасало окончание их встречи. Правда и оборвало продолжение. Может, он и не проявил себя достаточно элегантным мужчиной? Но он вспоминал Надю всегда с тёплым чувством. Пришла иль позвала, – и посветила немного в сумраке повседневной работы. Именно, что работы. А он уж, какой есть, такой есть. И всё – больше у них ничего никогда не было.
* * *
Обнял и, несмотря на весь свой прошлый опыт, что делать дальше не знал. Может, знал, а не решался. Растерялся. Весь опыт блядства в, так сказать, судьбоносный момент, как ему чувствовалось, оказался пустым, ублюдочным. Они постояли обнявшись. Илана не поднимала головы, а так и застыла, уткнувшись в грудь. Она тоже не знала, как вести себя. Господи! Ведь не маленькие, а он даже и того больше, а тут растерялись. Может, это любовь? Тогда опыт не имеет никакого значения. Нет воспоминаний. У любви нет прецедента. Ефим Борисович чувствовал, вернее, знал, что он старше и его действия должны быть первыми. Так казалось бы. Но разве бывают в любви старшие и младшие. Ведь вот вошла Илана, и первая сказала главное. Может, в правилах взаимоотношений полов и есть какие-то правила, но какие могут быть правила у любви!
И они стояли.
– Иланочка, ты ведь с работы? Поешь что-нибудь? Или кофе?
– Я ела, Ефим Борисович. А кофе можно. – И она подняла голову и говорила, глядя ему в глаза.
Тут он изловчился… Нет, не то слово. Ловчить не надо было. Это слово, понятие из прошлого опыты, из его жизни с женщинами без любви. А может, была любовь, и ему это сейчас, просто казалось, что пало на него ранее неизведанное чувство. Вообще-то, в каком-то смысле это было и предательством по отношению ко всей… Ну не ко всей, но к части жизни, безусловно. Она подняла голову – он склонился и поцеловал. Она не отклонялась, а потянулась губами навстречу. Но губы её не раскрылись – она целовала чуть шевелящимися, почти сомкнутыми губами. То ли нет опыта, и она не знала, как это делают. То ли от растерянности. То ли… Плотные, тугие, без привкуса губы – плохой прогностический признак. Губы должны быть (должны быть?!) сухими, чуть раскрытыми, мягкими, с каким-нибудь почти неуловимым привкусом. А рядом зубы, язык. Это он знал, но сейчас… Господи! Кто из них в эту минуту думал о будущем? Какой прогноз? Поцеловал. А что дальше? Дальше! Он всегда знал, что надо делать дальше. Как вести себя. Куда вести её. Что говорить. Всё было отработано прошлым полумеханическим опытом, не имеющим никакого отношения к любви.
– Сейчас, Иланочка. Я чайник поставлю. – Но продолжал обнимать и целовать. – Почему у тебя такие напряжённые губы?