33
Может, некоторые женщины и могут прокормиться, заигрывая с мужчинами, но у меня не хватает ловкости, и нечего было рассчитывать на это.
Я стала продажной женщиной. Хозяин не разрешил мне остаться у него, он считал себя порядочным человеком. Я съехала с квартиры, даже не простившись, и снова очутилась в двух комнатках, где мы когда-то жили с новым отцом. Соседи не распространялись о приличиях, однако были честными и милыми людьми. После переезда мои дела шли очень недурно. Ко мне заходили даже образованные. Они знали: я продаю, они — покупают, и заходили охотно, так как не попадали в неловкое положение и не роняли своего достоинства. Вначале было очень страшно — ведь мне еще не исполнилось и двадцати. Но через несколько дней я уже не боялась. Я не оставалась бесчувственной, не ленилась двигаться и все пускала в ход: руки, губы… Гостям нравилось это, и они потом добровольно рекламировали меня.
Через несколько месяцев я стала понимать еще больше и определяла человека почти с первого взгляда. Богатые сразу спрашивали цену, давая понять, что покупают меня. Эти были очень ревнивы — пользоваться продажной женщиной они хотели монопольно, потому что у них были деньги. С такими я не церемонилась. Если они начинали капризничать, я предупреждала, что разыщу их дом и расскажу обо всем жене. Они утихали. В конце концов годы учения в школе, не пропали даром. Я уверовала — образование полезно. Другие приходили, крепко зажав в кулак деньги, и боялись только одного — как бы не переплатить. С этими я подробно вырабатывала условий: столько-то за это, столько за то, и они, как миленькие, возвращались домой за деньгами; меня это забавляло. Больше всего я ненавидела тех прощелыг, которые не только старались заплатить поменьше, но еще и норовили стянуть полпачки сигарет или флакончик с притираниями. Не трогаешь их — они любезны, а заденешь — могут кликнуть полицию и затеять скандал, Я не задевала их, я их боялась. Что же касается полицейских, то каждого из них приходилось чем-нибудь одаривать. В этом мире — мире хищников и хапуг — преуспевают только подлецы. Чувство жалости у меня вызывали ученики старших классов, в кармане у них позвякивали серебряная монета и несколько медяков, на носу выступали бусинки пота. Мне их было жалко, но я продавалась и им. Что мне оставалось делать! Еще были старики — люди почтенные, имевшие кучу детей и внуков. Я не знала, как им угодить; но мне было известно, что у них есть деньги, на которые они хотят перед смертью купить немного радости. Я давала им то, что они хотели. Так я познакомилась с «деньгами» и «человеком». Деньги страшнее человека. Человек — зверь, деньги — сила зверя.