Однако не прошло и полугода, как все узнали, что это Дин Гэн. Он не был больше Барышней, стал совсем другим человеком. Теперь он любил поболтать, чаще всего о вещах непристойных. — Завел дружбу со всякими лоботрясами, попыхивал сигаретой — все сходило при новом инспекторе. Вечерами он где-то пропадал, по временам от него попахивало вином. Дин Гэн стал председателем ученического совета. Словом, с того злополучного вечера, когда погиб наставник Хуан, Дин Гэна словно подменили. Кто бы подумал, что Барышня способен убить человека. Но теперь он стал совершенно другим, и этот другой, по общему мнению, был способен.
Через полгода он сам об этом проболтался, скорее всего, из хвастовства, чтобы поддержать свою репутацию сорвиголовы. Больше всех этого сорвиголову боялся преподаватель ручного труда и по совместительству инспектор. Он даже заискивал перед Дин Гэном — понимал, что так безопаснее. После того как учитель Хуан покинул кабинет инспектора, наша школа перестала походить на школу.
Что заставило Дин Гэна бросить кирпич? По его словам, для этого было достаточно причин, одна другой основательнее. Но правды так никто и не узнал.
Видимо, Барышня просто дал волю своему «девичьему» нраву. Ведь он даже не посмел прийти на собрание, стоял и слушал под окном, ожидая, какой оборот примет дело. И тут на него нашло; может, ему показалось, что наставник Хуан в чем-то его обвинил, или он увидел его улыбку и подумал, что неплохо бы запустить кирпичом в это жирное лицо, или… неважно, как это пришло ему в голову. Мальчишка в семнадцать лет с прыщавым лицом, со звериной тоской во взгляде, с вечно меняющимся настроением способен на все. Именно таким он и был. Еще при наставнике Дня Гэн менялся сто раз на день, ему даже нравилось, когда его называли неженкой — Дайюй. После смерти Хуана с ним стало твориться что-то неладное. То, услышав несколько слов похвалы, он весь день, склонившись над столом, примерно выводил прописи уставным почерком, что ему, кстати, очень удавалось, то вообще не являлся на занятия.
И таким он был не только в школе. По окончании нам пришлось проработать вместе полгода, и, наблюдая за ним, я понял, что он нисколько не изменился. Уместно вспомнить об одном случае. Работали мы в начальной школе, я вел четвертый класс. Через два месяца он вдруг надумал поменяться со мной группами, единственно оттого, что у меня было тремя учениками меньше. Конечно, он не мог прямо сказать директору, что ему лень проверять, лишние три тетради, он мотивировал свою просьбу тем, что по положению учитель четвертого класса выше, чем учитель третьего, а он не желает быть хуже других. Это, конечно, тоже не бог весть что за довод, но тут уж речь шла о моральной стороне вопроса. Кроме того, он сообщил директору, что еще в школе был бессменным председателем ученического совета, а председатель — вождь масс. Потому и сейчас он должен быть впереди.