— Хочу тебя, голубчик, кое о чем расспросить, — сказал Акличеев. — Про скверную историю, что у вас тут случилась.
— Сей момент, господин полковник, я вниз вернусь, — ответил адъютант, — только на подпись его превосходительству спешную почту подам. А там-то в канцелярии, — добавил он, — вы сейчас увидеть изволите, по этому самому случаю, тесть поручиков пришел свиданья с ним просить…
Внизу, у адъютантского стола, переминался высокий чиновник на деревянной ноге.
«Эх, и тут Егорка наврал, — с сердцем подумал полковник. — Я ведь про солдата какого-то отставного писал».
— А скажите, это не вы ли с майором Жарким давние сослуживцы были? — обратился он напрямик к чиновнику.
— Так точно, двадцать лет ровно в Киевском гренадерском полку отслужили, — отвечал тот, и в лице его что-то дрогнуло, веки моргнули и на миг прикрылись, как от боли. Потом двинулись было губы, видно, хотел еще что-то сказать, да сдержался.
— В Киевском? — воскликнул Акличеев. — Так ведь и я в Киевском три первые года служил… Как фамилия ваша?
— Подтягин.
— Подтягин?! Да никак помню! Запевала еще был! Верно?! Ей-богу, рад встрече! — И Акличеев потрепал инвалида по плечу. — Только вот горе-то у тебя, брат, какое, — сказал он через минуту. — И скажи ты мне прямо, не было ли у майора против зятя твоего какой злобы? Мне все что-то такое сдается.
Яков молчал.
— Да ты не бойся, не выдам, — настаивал полковник.
— Выходит, что была злоба-то… — сказал Яков. — Дочку мою майор сватал, а она, вишь, за поручика вышла.
— Ах вот что?! — воскликнул Акличеев.
Дождавшись адъютанта и обещав побывать у него еще, он вместе с Подтягиным вышел из канцелярии.
Через час, придя к Жаркому, полковник приказал своему человеку скорее укладываться, а кучеру запрягать.
— Это куда же? — удивился, входя в комнату, Егор Герасимович.
— Домой, — отвечал, не глядя на него, нахмуренный Акличеев.
— Ведь будто хотел не один день пробыть? Ремонт-то видел ли?
— Черт с ним, с ремонтом!
Жаркий пожал плечом.
— Или случилось что?
— Случилось, — отозвался его приятель. — Хорошие дела у вас тут случились, — и накинул шинель.
— Это про что же? — насторожился Жаркий.
— А про то, что поручика под арест ты подвел, да еще сам арестовывать вызвался, оказывается, не без личностей.
— А хоть бы и так? Ты, что ли, мне судья? — оскалил зубы Егор Герасимович.
— Понятно — судья, — отвечал Акличеев. — И коли ты такой низкий человек, то не хочу с тобой и знаться.
— Ну и черт с тобой, — закричал вне себя Жаркий. — Я к тебе в дружбу не навязывался!
Полковник был уже у двери. Услышав последние слова, он остановился.