Настя стояла в дверях.
— «Юрия Милославского» мы и вправду читали уже, — промолвила она. Подошла, положила книгу на табурет у его изголовья. Остановилась и спросила: — А вам получше теперь? Фельдшер говорит, что скоро уж… — И вдруг, встретив его взгляд, оборвала речь, потупилась, вспыхнула и поспешно вышла.
А вечером поручик услышал Настин голос, читавший вслух где-то за двумя переборками, верно у русской печки. Слов разобрать было невозможно, но он вслушивался в интонации, в короткие паузы, когда перевертывала страницу, и иногда перебивавшую чтение разговорную речь, в которой чередовались три голоса.
Задув свечу, Александр Дмитриевич лежал на спине, смотрел на мирный огонек лампады, улыбался и думал: «Вот она сейчас держит мою книгу… И я слышу ее голос… Но только зачем я дал сразу две… Она скорее пришла бы за новой…»
На другой день, задремав после обеда, поручик проснулся оттого, что кто-то с колокольцем подъехал к воротам. На дворе послышались голоса. Вот они уже в доме. Что-то сказала Лизавета.
— Пусть никуда не отъезжает, — отвечал громкий хрипловатый бас.
Уверенные, твердые шаги уже в соседней горенке, за ними следом стучит деревяшка хозяина.
— Вот сюда, на лавочку пожалуйте, ваше высокоблагородие, — пригласил он.
«Из начальства кто-то», — соображал поручик.
— Ладно, наше дело солдатское, везде хорошо, — ответил гость, и голос его показался Александру Дмитриевичу знакомым. — Да чего ты меня величаешь? — продолжал приезжий. — Сам ведь теперь благородие. — Он звучно хлопнул Якова по колену или по плечу. — Ну, так как же дельце-то мое? Нравится тебе или нет?
— Больно скоро ответа хотите, ваше высокоблагородие, — отвечал инвалид. — И пяти минут, почитай, нету, как сказали-то… А не шутки, путем обдумать надо, с женой поговорить…
— Ну а ты-то сам как? — настаивал гость.
— Я-то премного за честь благодарен. Мне, как отцу, куда как лестно… Но только не одному такое дело решать. Надо саму Настю спросить, я ее неволить не стану, а ее сейчас и дома нет.
«Господи, да ведь это сватают ее, — сообразил поручик. — Что же это, где я слышал его?»— Он порывисто сел, дернул неосторожно ногу, сморщился, но не охнул и замер, прислушиваясь.
— Вот как ты рассуждаешь? — сказал хрипловатый голос с насмешливой интонацией. — Я-то полагал, что в доме своем ты голова, а выходит, бабы у тебя своей волей живут да тобой еще командуют… — Он засмеялся резко и неприятно.
И при этих лающих звуках поручик мгновенно вспомнил майора, с которым ехал летом две станции, и все то, что услышал позже об этом офицере, уже работая на постройке.