Она помолчала, пока он влез на печь, потом добавила:
— А еще, Федрыч, я что думаю…
— Что же? — отозвался он.
— Бывало ведь, и не только что офицеры, а графы да князья на простых женивались. Может, такое…
Но Яков не дал ей кончить.
— Где бывало-то? — спросил он сурово. — Разве в сказках бабьих. — Однако, повозившись с минуту, сказал раздумчиво: — Хоть бы постарее был… А то… не обстоятельно…
В это время в передней горнице происходило следующее.
— Вот вы и хорошо ходить стали, — сказала Настенька, глядя, как Александр Дмитриевич проковылял к себе в комнату и тотчас вернулся с рисовальным альбомом и карандашом.
— Да, фельдшер вчера сказал, что через дня три и на улицу можно, — отвечал он, садясь возле нее.
— Не упадите только, глядите, как папенька, — сказала она. А сама думала в это время, останется ли он тогда жить у них или куда переедет? Но прямо спросить не решилась и повернула вопрос иначе: — Вам, что же, надо будет теперь на реку ездить? Или больше где чертят? Тут хоть дойти недалеко.
— Нет, — отвечал поручик. — Я собираюсь, Настасья Яковлевна, в Петербург ехать.
— В Петербург?! — ахнула она и, не поспев одуматься, добавила почти испуганно: — Совсем?
Да тотчас же спохватилась, смешалась и, краснея, потупилась.
От этих восклицаний лицо поручика засияло.
— Нет, — сказал он, глядя на нее пристально. — То есть не знаю еще… Это от вас зависеть будет да от Якова Федоровича… Вы двое все мое счастье будущее решите.
Он ждал ответа, но Настя молчала. Совсем потерялась, не смела даже глаз поднять.
Так и застала их вошедшая в горницу Лизавета. Настя поспешно встала и ушла, почти убежала, едва не погасив оплывшую свечу, а поручик склонился к альбому и зачертил быстро карандашом.
«Кажись, не по-детски что-то… — подумала Лизавета. — Видать, дошло-таки…»
Через полчаса Настя пересказала ей все слово в слово и расплакалась в колени мачехе. А на вопрос, люб ли ей Александр Дмитриевич, проговорила, всхлипывая: «Будто что люб… Да как вы с папенькой…»
На другое утро Вербо-Денисович отослал к своему инженер-капитану написанный в ночь рапорт об отпуске в Петербург для совета со столичными медиками и лечения сломанной ноги. Капитан приложил от себя ходатайство, обосновав его тем, что хотя поручик и не выслужил еще положенных по закону сроков для увольнения в отпуск, но к службе быть сейчас по болезни употреблен не может впредь до совершенного выздоровления. С почтой в тот же день рапорт пошел в Старосольск, оттуда в инженерную дистанцию в Новгород, и через неделю получено было согласованное с уездным начальством разрешение Александру Дмитриевичу отбыть в столицу на двадцать шесть дней. К официальной бумаге приложена была любезная записка от нового начальника уезда, просившего поручика при проезде через город заехать к нему познакомиться, так как он знает брата его — адъютанта, а недавно в Петербурге был представлен их почтенной матушке.