Он и сказал это вечное «спасибо!», но тут же в глазах у него потемнело, подкатило к горлу – и он провалился во тьму.
Очнулся Кит от хлёстких шлепков по щекам и шумного, прохладного водяного облака, ударившего ему в глаза… И тут же увидел перед собой огромное, мясистое и очень внимательное лицо товарища Беленца.
- Первый раз смерть увидеть - ничего. Не стыдись, - вытерев рукавом губы, сказал Беленец. – Пошли… Встать, идти сам можешь?
От этого участливого вопроса Кит словно очнулся еще раз, уже по-настоящему, дернулся вверх и ударился макушкой о верхнюю полку. И очнулся в третий раз – уже совсем по-настоящему: в этом мире и в этом, чужом веке. И, наконец, Кит разморозился весь – как будто, ударившись в верхнюю полку, он попал на миг под очень горячий душ.
- Могу! – сказал Кит… и испугался, что не ответил «Так точно!»
- Тогда - за мной, - велел Беленец и вышел из купе.
Кит, потирая макушку, заторопился следом.
Вышли в тамбур. Дверь вагона была открыта в поле.
Раннее мягкое утро дышало наружи влажной и бескрайней травяной весною. Там, наружи, сейчас не было видно никакой войны – там, над свежей, совсем юной травой, стояла умиротворяющая дымка.
Беленец подался из вагона вперед, повис на поручнях, внимательным разведывательным взглядом порыскал слева направо – по всей половине мира, разделенного сейчас надвое военно-санитарным составом, что вынужден был остановиться посреди безлюдного, открытого простора.
Потом товарищ Беленец снова подался назад, в вагон, повернулся к Киту и взял его за плечи.
- «Пули не берут», – снова пробормотал он (это признание Кита, видно, всё не давало ему покоя… и еще, наверно, не давало покоя то, каким полувиноватым тоном сделал это признание Кит). – А что берёт?
Кит почувствовал, как иголочки воткнулись в мозг – как раз в тех местах, где хранилась секретная информация о том, что его «берёт». И Кит ничего не сказал ни про чёрную полынью, ни про возможное падение с большой высоты.
- Наверно, бомба большая… Фугаска. Или снаряд, - выдавил он из себя, изо всех сил выдерживая сквозной, томографический взгляд настоящего человека советской госбезопасности, который тоже в любую минуту был готов отдать свою жизнь за дело… и за него, Никиту Демидова, за страну… да хоть и за товарища Сталина, как полагалось в ту эпоху, когда без конкретного, персонального смысла было не победить и не подарить потомкам будущего, хоть какого-то.
И добавил для правдоподобности:
- Типа, очень большое ударное ускорение.
Беленец очень серьезно кивнул, объяснение его удовлетворило.
- Понял в объеме школьной физики, - сказал он. – А теперь слушай меня. Здесь физика особая. Если сейчас и меня убьют… ну, мало ли, бывает… Так вот. Если меня убьют, у нас здесь, в Советском Союзе, останется всего два человека, которые знают, кто ты есть на самом деле. И тебе до них самому не добраться. Твое спасение и твое дело только там.