На закате подъехало три машины — это узнали о кинопередвижке на соседних кошарах. Завтра, послезавтра она пожалует и к ним, но это не беда — хороший фильм можно смотреть несколько раз подряд.
Зрители уселись, вернее улеглись прямо на песке, на покатом склоне бархана. На склоне противоположного бархана киномеханик воткнул два металлических шеста и натянул белое полотнище. Это экран.
— Ну что, начнём?! — крикнул механик после долгой возни у аппарата.
— Давай!
— Чего тянуть-то?!
— Журнал показывать или сразу фильм?
— Без журнала, как обед без чая…
— Давай журнал!
— Хорошо, яшули, журнал так журнал. Поехали, — и киномеханик включил аппарат.
На экране возник яркий прямоугольник, на котором мельтешили какие-то неясные силуэты. Киномеханик что-то подкрутил, повернул в аппарате, и видимость стала прекрасной: у подножия огромного зелёного холма мирно паслась отара. Дело, видимо, происходило ранней весной: холм покрывала мелкая изумрудного цвета травка, а по склону резвились совсем ещё крошечные ягнята.
Диктор говорил о той огромной роли, которую играет в современном овцеводстве искусственное осеменение.
— Обманываем природу, — громко, так, что все услышали, сказал один из зрителей, пожилой чабан. — Аллах не даст, осеменяй, не осеменяй — ничего не получишь…
— Ты что-то набожным стал, Оде, — возразил ему сидевший рядом тоже преклонных лет человек. — Уж не считаешь ли ты, что нас с тобою кормит и одевает аллах?
— Ты, Нурберды, погоди. Как говорится, имей терпение и выслушай заику…
— Заику слушать — время терять. Ты лучше прямо скажи, куда клонишь.
— А туда клоню, что в последние годы падёж скота всё больше и больше. Почему? Да потому, что перешли на сежика. Но овца не кошка, четырёх ягнят ей трудно привести. А если и окотит, так ягнята не больше моего кулака. Ну, а какая из такого ягнёнка овца вырастает, ты знаешь. Её ветер с ног валит.
— Кормить нужно получше…
— Корми не корми — от такой овцы проку не получишь. Ни шерсти, ни мяса
— Вали, ровесник, с больной головы на здоровую.
— А что, — вступил третий в разговор. — Оде во многом прав. В последние годы и в самом деле скота гибнет слишком много.
— Зимы стали холоднее, — сказал кто-то.
— И это может быть.
— А что, Рахман, до войны помнишь, какие морозы бывали. Мы же с тобою в сороковом чуть не замёрзли вот у этого же колодца.
— Зимы тут ни при чём, — вновь заговорил Нурбер-ды. — Мы вот кричим: большой падёж, большой падёж, а забываем, что раньше во всём районе было каких-нибудь пять тысяч голов овец, а теперь только в нашем колхозе больше двадцати. Раньше гибло пятьсот голов, а сейчас тысяча, А что такое тысяча голов для нашего района? Капля в море. Но если вдуматься: погибло тысячу овец. Много, конечно.