Фрида посмотрела на К., подняв голову, в свете керосиновой лампы блестели ее белки. В ее глазах снег, — внезапно подумал К. Фрида печально вздохнула:
— Я всегда знала, ты меня не поймешь. Разве любящий не хочет быть для любимого всем? Быть полезным и нужным, готовым в любую минуту прийти на помощь, пожертвовать собой?
— Да, — сказал К. — Такова натура женщин. Готовность пожертвовать собой... Но ведь именно ею любовь опровергается. Самопожертвование означает, что любимый должен остаться в одиночестве, в результате жертвы возникает пустота. — К. помолчал. — Впрочем, человек всегда одинок. — С этими словами он отвернулся от Фриды и, подойдя к окну, стал глядеть в темноту. Скоро они лягут спать, улягутся рядом на этом дурацком мешке с соломой и все же не будут вместе. А потом начнутся его сны. В них появится Кламм или, быть может, Замок и он сам, и он опять будет добиваться ответа на свои вопросы; или приснится отец, который потребует ответа от него.
— Ложись, — сказал он Фриде. — Я пока не хочу спать. Надеюсь, это тебе не помешает.
Она безропотно повиновалась: встала, расправила мешок, постелила на него грубые одеяла и легла. К. остался у окна, по-прежнему глядя в темноту и размышляя об их странном разговоре.
Разве он хотел говорить о любви? Неужели он верит, будто, произнося какие-то слова, можно вернуть то, что исчезло? Безусловно, нет. Он одинок. Во всем, что вызывало размышления и вопросы, лишь это несомненно. Был одинок раньше, одинок и теперь. Сложив руки за спиной, беззащитной грудью повернувшись к темноте, он стоял у окна, за его спиной плыл тусклый свет лампы, слабо освещавший его и спящую женщину.
Но Фрида не спала. К. заметил, что она лежит совершенно неподвижно, не шевелясь и не поворачиваясь во сне, как обычно спящие.
— Не хочешь — не спи, — сказал он. — Просто, я подумал, ты устала.
— Устала, — Фрида вздохнула, словно хотела сказать: «устала до смерти». — В этот раз все кончилось, даже не начавшись, и ты ничего не узнаешь.
Он сел рядом с ней и начал массировать ей плечи, как тогда, раньше, она массировала его.
— Иногда мне кажется, что ответ я уже знаю. Страшный ответ... — сказал К. — Почему же ты не спишь, если устала?
— Но и ты не спишь, — ответила она. К. засмеялся. Она спросила, как его голова, не болит?
— В тишине почти не болит.
— Тогда лучше не разговаривать.
— Нет, отчего же? Тебе, наверное, хочется поговорить?
— Мне не дает покоя наш разговор. Любовь для тебя и в самом деле всего лишь слово, за которым не следует ничего, кроме новых слов? Вот сейчас ты массируешь мне плечи, а раньше только Гардена, хозяйка постоялого двора, так обо мне заботилась, даже мать никогда не массировала. Почему ты это делаешь?