Вера пожала плечами, рассматривая стол. Он хотел о чём-то спросить, но забыл, удивлённый этим сосредоточенным рассматриванием синих полосок на скатерти. Неужели переживает этот пустяк?
— Как понять — лёгкие ножки? Он что, взвешивал их? — хихикнул Глеб.
Она вскинула голову, прищурившись, словно он засветился ярким неоном. Или сморщилась так от его слов…
— Ну-ну, пошутил.
Глеб встал и подошёл к окну.
Дождь всё лил. Пожалуй, не лил, а теперь просто оседал водой на стёкла и дома, потому что капли стали мелкими и почти невидимыми. Ветер крутил эту морось по двору, как в громадной мокрой яме.
— Ты просил кофе? — вспомнила Вера.
— Спасибо, уже не хочу.
Он потрогал конверт, словно проверяя, в кармане ли тот.
«Каждое своё письмо мне хочется начать словами: «Прекрасная моя»… Пусть это выспренно, пусть это похоже на банальное «жду ответа, как соловей лета», но Вы действительно прекрасная, и действительно моя.
У Вас очень строгое имя. Оно похоже на пароль. К Вам никак не идут всякие там Веруши и Верунчики.
Вчера видел, как Вы шли и ели мороженое. Эскимо на палочке. Значит, любите его, коли едите в такую, промозглую погоду. Лично я мороженое не люблю, но тут случилась такая невероятная штука: Вы уже скрылись, а мне вдруг захотелось мороженого, да так захотелось, что хоть беги к лотошнице. И не просто мороженого, а такого же эскимо, как было у Вас. Впрочем, вся невероятность даже не в этом… Просыпаюсь сегодня, и чего бы Вы думали я хочу? Мороженого. Уверен, что полюбил его на всю жизнь. И уверен, что наступит такое время, когда мы с Вами пойдём в мороженицу и закажем по двести граммов орехового с сиропом. Почему это по двести граммов — килограммовый торт закажем!
Вот так теперь и живу. Днями думаю о Вас, и поэтому радость у меня — целыми днями. А уж если Вас увижу, то слово «радость» и не подходит. Тут на меня такое накатывает, что того гляди окончательно одурею. Квартала два иду сзади, как шпик. Вдруг, думаю, обернётся. Ведь покраснею так, что от жара растопится подо мной асфальт и я провалюсь под землю, или что там под городским асфальтом, — коммуникации? Написал так, а зря: теперь будете идти и оглядываться. Не дай бог узнаете, вернее, опознаете, если только возможно опознать человека по стилю его письма. Впрочем, почему это «не дай бог»? Наоборот, дай бог, чтобы опознали! А там — будь что будет. Заметить-то меня легко: когда иду за Вами, то похож на мелкого жулика, стянувшего бутылку пива.
Не стой на дворе двадцатый век да будь асфальт почище, я бы написал: «Целую землю, по которой ты ступаешь».