— Но захочет ли он?
— Позовите его.
— Николя!
— Сударь? — откликнулся дворецкий, стоявший за дверью, как на часах.
— Господин Сент-Обен дома? Никуда не ушел?
— Он наверху.
— Попросите его зайти к нам.
Оставшись с глазу на глаз, Делормель и Буонапарте ждали, не произнося более ни слова. Один созерцал люстру, другой — стену. Генерал обернулся, только услышав, как открылась дверь, пропуская Сент-Обена.
— Ты снова вырядился придурком?
— В память о погибшем друге. Это мой траур.
Волосы Сент-Обена были снова заплетены в косички, зеленый галстук топорщился до подбородка, а его редингот в розовую полосочку с непомерно длинными фалдами некогда принадлежал Дюссолю. Дрогнувшим голосом молодой человек спросил:
— Чего вам от меня нужно?
— Поезжай со мной в Италию. Ты умеешь писать под мою диктовку.
— Не поеду.
Буонапарте встал, вплотную подошел к молодому человеку:
— У тебя нет выбора. Отказываешься? Тогда я отправлю тебя в Рейнскую армию. Так что подумай. Завтра утром мой адъютант придет за тобой — либо он, либо жандармы. Твой ответ мне нужен к вечеру.
— Не поеду.
— Сбежать тебе больше не удастся. Я оставлю мою охрану надзирать за особняком.
— Я все равно убегу.
— Самонадеянный! Учти: когда окажешься в Рейнской армии, ты еще вспомнишь церковь Святого Роха.
Буонапарте протянул ему пресловутый пистолет. Сент-Обен взял его и направил на генерала.
— Он не заряжен.
— У меня найдется, чем его зарядить.
— Все же подумай.
Сент-Обен повернулся и вышел из гостиной. Буонапарте и Делормель слышали, как он взбежал вверх по парадной лестнице.
— Дурья голова!
Яростным жестом Буонапарте нахлобучил свою шляпу с пером. Делормель взялся лично проводить его до коляски. Они шли через двор, когда на втором этаже раздался выстрел, потом протяжный горестный крик, крик женщины, и во всем особняке поднялась суматоха.
— Розали… — пробормотал Делормель.
— Раз она кричит, значит, жива.
— А Сент-Обен?..
— Юный идиот покончил с собой. Вон ваш дворецкий несется во весь опор, чтобы известить об этом.
Когда обезумевший Николя добежал до них, Буонапарте уже усаживался в коляску, чертыхаясь себе под нос:
— Безмозглый мальчишка!
Жозефина и Наполеон поженились в среду 9 марта. Было холодно. Шел дождь. Будущие супруги условились встретиться в восемь вечера после ужина в салоне мэрии Второго округа, что на улице д’Антен, 3, в бывшем особняке де Мондрагон, здании с вычурно расписанными потолками, зеркалами, ангелочками и в довершение всего — со сценами из античной мифологии, украшавшими навершия дверей.
Буонапарте все не появлялся. Баррас и свидетели бродили взад-вперед. Жозефина сидела у огня. На ней было платье из белого муслина, все в голубых, красных и белых цветах, а в волосах цветочная гирлянда. Она подчинилась Баррасу. На прошлой неделе Этьен Кальмеле, ее друг и служитель закона, вместе с ней отправился к нотариусу, чтобы подобающим образом подтвердить, что она вправду родилась на Мартинике, но свидетельство о ее крещении невосстановимо, поскольку остров оккупирован англичанами. Нотариус воспользовался этим поводом, чтобы посоветовать даме заключить более разумный брак, скажем, с армейским поставщиком, чей вес исчисляется в миллионах. Но она была тверда.