Я не мог ответить на этот вопрос, к тому же Верлуп поразил меня своей прямотой и убедительностью ответов. Он признался, что далек от того, чтобы быть героем, и все же выполнял задания честно. Может быть, Хендрик ошибся в своих подозрениях? Хендрик был человеком другого склада, и, может быть, то обстоятельство, что Верлуп представлялся ему недостаточно смелым, заводило Хендрика слишком далеко в его оценках. Раздумывая над этим, я взял еще одну сигарету и протянул пачку Верлупу. Он улыбнулся и жестом руки отказался:
— Спасибо, не курю.
— Извините, я все забываю. Вы, наверное, считаете, что курить вредно?
Пачка сигарет лежала поверх его бумажника. Я взял бумажник и вынул фотографию.
— Ваши жена и дочь?
— Да, — ответил он с гордостью.
— Дружная семья. А это что? — я показал на прямоугольную белую карточку с печатными знаками на одной из сторон. В углу была фотография Верлупа с подписью.
— Это мой заводской пропуск. У большинства рабочих зеленые пропуска для входа через главные ворота, а у меня специальный — белый, который давал мне право проходить в бо́льшую часть цехов завода.
— Так. — Теперь я решил пустить в ход свой главный козырь. Взяв в руки карманную книжку-календарь, я стал перелистывать страницы, наблюдая при этом за выражением лица Верлупа, которое оставалось равнодушным. — На каждой странице группы цифр, — заметил я. — Смотрите, здесь шестьдесят шесть и пять десятых, затем шестьдесят два и шестнадцать. На следующей странице шестьдесят шесть и четыре десятых, шестьдесят четыре и снова шестнадцать и так далее. Можете объяснить значение этих цифр?
Верлуп взял календарь у меня из рук и стал просматривать его. Через несколько минут, к моему удивлению, он расхохотался.
— Прошу меня извинить, — сказал он, видя мое удивление, — я не должен был так смеяться. Я понимаю, что́ вы предполагаете, но это не то, уверяю вас. Это не шифр для связи с немцами. Все значительно проще. Каждый день после гимнастики или плавания я проверял свой вес, пульс и частоту дыхания. Шестьдесят шесть и пять десятых означает шестьдесят шесть с половиной килограммов, шестьдесят два — пульс в этот день, а шестнадцать — число дыханий в минуту. Вот и все.
Мне ничего не оставалось, как засмеяться вместе с ним.
Рассматривая записную книжку, я положил сигарету в консервную банку, служившую пепельницей. Взяв сигарету снова, я с досадой обнаружил, что она погасла. Не раздумывая, я протянул руку к коробку спичек, лежавшему среди вещей Верлупа, и тут случайно заметил на лице Верлупа волнение. Я взвесил коробок на руке и встряхнул его так, что содержимое загремело, как погремушка. Тогда я открыл коробку и разложил спички на столе. У Верлупа, казалось, остановилось дыхание.