«Девица она красивая, но характер её мне не нравится», — подумал Брам.
За последние годы он приобрёл много дефицитных вещей, перед которыми не устояла бы ни одна девушка. Батон венгерской салями, мясной рулет или отрез на платье — и любая девица готова провести с ним несколько часов. Потом ему встретилась Урсула… Она оказывала на него сильное влияние, и он очень изменился. Неизменным осталось только одно желание: поскорее бы кончилась эта война и они смогли бы уладить свои отношения;
Когда началась война, Урсуле исполнилось восемнадцать лет. Она подробно рассказывала Браму о своей жизни — о том, как работала в бюро, как была затем по мобилизации направлена в военный госпиталь, где она по двенадцать часов находилась среди стонов и криков раненых. А дома в это время её ждала больная мать.
Когда Урсула познакомилась с обер-лейтенантом Хальвагом, она переживала как раз то состояние душевного подъёма, которое так хороша показывают в кинофильмах, и без колебаний согласилась стать его женой.
В казино ей теперь целовали руку, называли её милостивой фрау…
«Есть вещи, решить которые не так-то легко, — думал Брам. Но, так или иначе, их всё же нужно решать. Я люблю её, люблю с тай нежностью, на какую, как мне кажется, никогда ещё не был способен. Когда вся эта грязь кончится, мы все решим и устроим. Урсула — настоящая женщина, не то что эта задавака журналистка, хотя та и полна энергии».
Солнце скрылось за Арденнами. Майор провёл корреспондентку на огневую позицию миномётчиков, показал ей убежища для личного состава, сводил на ОП артиллерии и даже на НП передовых наблюдателей. За последние несколько лет фамилия майора дважды упоминалась в приказах командования, его хвалили за строгое соблюдение военной тайны и искусную маскировку.
Несколько раз майор встречал на дорогах машины без опознавательных знаков и фамилий командиров подразделений.
Майор водил корреспондентку из одной роты в другую и даже не возражал, чтобы она делала записи, с тем чтобы использовать их при опубликовании материала.
Постепенно стемнело, и часовые стали чаще окликать их. Лёгкие и станковые пулемёты были накрыты плащ-палатками. Панцерфаусты стояли в окопах, прислонённые к стенке. В убежищах остро пахло человеческим потом. Их окликали тихим «халло». В глазах рябило от раций, телеграфных аппаратов, снарядов, противотанковых мин, счетверённых зенитных пулемётов. Эльвире казалось, что всё это так и просится на газетную или журнальную полосу…
Как быстро всё изменилось по сравнению с концом ноября! Однажды вечером, когда Брам собирался поехать к Урсуле в отель Корна, раздался телефонный звонок.