Просто это явилось неким рубежом. Роковой чертой. Жена, естественно, перепугалась было поначалу (ну, первый-то раз, как-никак!), рыдала и каялась; он, разумеется великодушно простил. А куда деваться? Надо было либо выгонять её к чертям собачим, разводиться, либо... "прощать". А развода он боялся. Одному что ли, на старости лет оставаться? Сорок лет уже почти, не мальчик. Да и!.. Всё равно ведь и другая такая же точно сучка наверняка окажется. Стервь. Ничем не лучше. Все они одинаковые. Как с одного конвейера сошедшие. На одних песенках и сериалах воспитанные. Клоны. Продукт эпохи. Ширпотреб. К этой хоть привык уже... Не говоря уж о том, что вообще развод,.. сам по себе!.. Хлопоты все эти!.. Быт весь, годами налаженный, сразу под откос... А чего ради? По большому-то счёту ему было ведь всё равно. Есть у его благоверной кто-то или нет. Как женщина она была ему давно уже глубоко безразлична. Да даже лучше, что есть, если честно. К нему поменьше приставать будет. Со своими бабьими благоглупостями. Приступами нежности... Климаксическими.
Впрочем, до конца разобраться со своими чувствами. Милькин и сам не мог. С одной стороны, все эти вполне ясные и понятные доводы и резоны рассудка: что лучше, мол, и прочее!.. а с другой, мысль, что его, его! Людка и с кем-то сейчас!.. Вот прямо в этот самый момент!!.. Чёрт!!!
Но однако изменить уж всё равно было ничего нельзя. Даже если б он вдруг и захотел. Супруга его очень хорошо всё для себя быстренько уяснила и сделала надлежащие выводы. Что в случае чего её и опять "простят". Так что!..
Не особенно только впрок ей, кажется, эта новая жизнь свободной художницы шла! – со злорадством отмечал иногда Милькин. –
Совсем она стала последнее время какая-то издёрганная вся, нервная... Плакала что-то то и дело. Коньячок, вон, в тумбочки появился... Хахали правда, это, может, у неё лакают?.. А-а-а!.. Чёрт с ней! И с хахалями её, и с коньячком. И с ней самой! Да гори оно все огнём!! Пусть делает, что хочет. Лишь бы к нему не приставала. И не напрягала. Всё равно все бабы шлюхи. Дуры и шлюхи. Потаскушки.
Аллочку Милькин вспоминал порой, но так как-то... чисто абстрактно, что ли,.. умозрительно. Отвлечённо. Смутно. И чем дальше, тем реже. Он уже смирился с мыслью, что никогда в этой жизни... Всё! Прошлогодний снег. Бог уж с ней, с Аллочкой! Обычное юношеское увлечение.
Хотя, вроде, вот же он, институт! Никуда ведь не делся. И кафедра. Ну, съезди, как тогда, в игре в той! Что мешает-то? Чем отличается реальный мир от виртуального? Всё ведь то же!