Что за чертовщина!? – ошеломленно подумал он, дико озираясь.– Я же уже просыпался! Или это мне приснилось, что я проснулся!? А на самом деле я так и спал всё это время на столе, и это всё во сне было? – он машинально посмотрел на часы. Начало первого.
Что за черт! Ничего не понимаю! Так это всё сон был? – Тарских постепенно приходил в себя. – Да-а… Ну, и ну!.. – ему вдруг стало так невыразимо тоскливо, что захотелось заплакать. Сердце будто сдавило внезапно какими-то железными клещами – Сон, значит… Э-хе-хе… Вот тебе и… Высшая справедливость, блин. Страшный суд! – он встал, сгорбился и, по-стариковски шаркая тапочками, медленно побрёл в спальню.
На секунду ему показалось было, что дверь спальни опять закрыта, как и во сне, и он застыл испуганно на мгновение. Но нет! Это был всего лишь обычный обман зрения. Просто померещилось.
Тарских вздохнул и уже двинулся было дальше, но что-то вдруг привлекло его внимание. Кошка! На кресле спала сиамская кошка! Это была его старая Машка, которая жила у него до этого сто лет, и которую он вынужден был отдать два года назад, когда женился. Его молодая супруга животных не любила. «Маш-Маш!» – автоматически тихо позвал Тарских, и кошка подняла голову и посмотрела на него мудрым и всепонимающим взглядом.
Что такое? – растерянно подумал Тарских. – Откуда она взялась?
Он медленно обвёл глазами комнату. Всё в ней было какое-то другое. Мебель как-то не так стояла,.. вещи… А это что?! Откуда она здесь? Тарских мог поклясться, что вчера ничего здесь не было!
Он машинально взял лежащую на журнальном столике газету и неуверенно повертел её в руках.
«Хроника олимпиады!» – бросился ему в глаза крупный заголовок на первой полосе.
Что за черт! Какой ещё «олимпиады»!?
Тарских почувствовал, что комната вокруг него начинает медленно вращаться. Он увидел дату вверху газеты. Дата была двухлетней давности!
Он снова, но уже по-новому теперь, взглянул на комнату. Он понял вдруг, что его удивило.
Да! Всё в ней опять стояло по-старому, так, как ему всегда нравилось. До всех этих перестановок, затеянных потом его женой. Всё было опять на месте. Даже кошка!
Он подошёл и тихонечко погладил её. Зверь довольно заурчал. У Тарских даже слёзы на глаза навернулись. «Прости меня, Машка! – ласково сказал он. – Лучше бы я эту суку тогда кому-нибудь отдал».
Он догадался уже, что это он опять спит. Это у него сон такой, сложный и многослойный. Что ему снится, что он всё время просыпается. А на самом деле он всё спит, спит и спит. И сколько ещё проспит – неизвестно. Бутылка коньяка – это всё-таки, что ни говори, прилично. Да ещё и без закуски к тому же.