– Тебе такая сделка вряд ли понравится, Розмари, не так ли? – со смехом сказала Хелен.
– Я бы воспротивилась этому всей душой, – ответила Розмари.
– Да, твоей работе был бы нанесен большой урон, – продолжала смеяться Хелен.
– Я не шучу! – закричал Дориан. – Хелен была права. Единственная стоящая вещь в этой жизни – молодость. Как только увижу, что старею, я убью себя.
– Дориан! Не говорите так! – воскликнула Розмари, схватив Дориана за руку. – У меня нет никого ближе вас! Неужели вы ревнуете к бесчувственным вещам? Вы прекраснее любой из них!
– Я ревную к вещам, потому что им не придется умирать. Я ревную к портрету, который вы написали. Почему он сохранит красоту, которую потеряю я? Время отнимает у меня каждое мгновение и дарит их ему. Зачем вы написали портрет, Розмари? Это насмешка – жестокая насмешка! – Он вырвал руку из руки Розмари и бросился на диван, зарывшись лицом в подушки, как будто возносил молитву.
– Вот что ты наделала, Хелен, – с горечью сказала Розмари.
– Это истинное лицо Дориана Грея, вот и все, – Хелен пожала плечами.
– Это неправда.
– Если неправда, то в чем моя вина? – с притворным недоумением спросила она.
– Тебе следовало уйти, когда я попросила тебя об этом, – пробормотала Розмари.
– Напротив, ты попросила меня остаться.
– Хелен, ты и Дориан – самые близкие мне люди, но вы оба заставили меня возненавидеть самую удачную из моих работ, мне следует уничтожить ее. Это всего лишь кусок холста и немного красок. Я не позволю портрету встать на пути у каждого из нас.
Дориан, подняв от подушки побледневшее лицо, наблюдал полными слез глазами за Розмари, которая подошла к столу, где хранила краски. Она открыла ящик и из груды пустых тюбиков и засохших кистей достала длинный нож с тонким стальным лезвием. С глухим всхлипом Дориан вскочил с дивана и, бросившись к ней, вырвал из ее руки нож и отбросил в другой конец комнаты.
– Не делай этого, Розмари, – сказал он, внезапно успокоившись. – Не совершай убийства.
– Я рада, что вы наконец оценили мою работу, – холодно сказала Розмари. – Я не смела надеяться на это.
– Оценил? – переспросил он. – Я влюблен в портрет, Розмари. Он как будто часть меня. Я чувствую свою связь с ним.
– Прекрасно. Как только он высохнет, я покрою его лаком, подберу раму и отправлю к вам домой, – сказала Розмари, вытирая руки куском ткани, который висел на мольберте. – Вы сможете сделать с собой все, что пожелаете.
Хелен, наслаждаясь разыгрывающейся на ее глазах драмой, вскочила на ноги и зааплодировала.
– Браво! – воскликнула она. Дориан робко взглянул на нее, придя в себя после своей театральной выходки.