— Ух ты! — восклицает сорванец и после короткой паузы другим голосом добавляет: — Они же не ваши.
— Отцовские. Подарил.
— А чего вдруг?
— Заслужила, стало быть.
— Ну, так уж и подарил, — кисло усмехается Руслан.
— Когда заболел.
Мальчишка продолжает стоять.
— Иди, ну иди же, — повышаю голос. — Времени у меня в обрез, заниматься надо.
— Расскажите про вашего папу, немножечко, — просит Руслан, задумчиво поглядывая на Днепр.
— Потом, когда вернёшься. Одно скажу — ему тогда и восемнадцати не было, — вырывается у меня из груди вздох.
На раскрытый учебник ложится густая тень. Покачиваясь, она скользит туда-сюда.
— Почему не идёшь?
Недоверчивый взгляд смородинок из-под изломанных бровей. «Лоб — крутой, отцовский, глаза — бабушки», — заключаю. А стоит как! Руки закидывает на голову, правую ногу выставляет вперёд. Первое — привычка собственная, второе — отца.
— А куда пойду, вам совсем не интересно?
— Зачем мне знать? Иди куда хочешь. Обойдёшься как-нибудь без няньки.
Смородинки явно торжествуют. Нет, в них всё же таится скрытое недоверие, настороженность.
— А… а если заплыву далеко, до того берега?
— Ну и что? Ты же хорошо плаваешь. Или похвастал?
Руслан обиженно надувает губы:
— Хвастал!.. Не знаете — зачем говорить? В бассейне учился, понятно? Простудился раз, насморк вроде — бабушка в слёзы, больше не пустила. Просил-просил, а она — нет.
— Ну, иди уже, — гоню его от себя.
Тень на книге продолжает упорно покачиваться.
— Теперь что?
— Вас ругать будут, — предостерегает сорванец меня с самым искренним чувством.
— Меня?! За что? Не улавливаю…
— За то, что мне купаться одному разрешили. Скажут, маленький, нельзя.
Руслану десять… Много это или мало? Стараюсь восстановить в памяти то время, когда мне было столько. Мелькают лишь обрывки воспоминаний. Улыбка матери; тёплая и мягкая песчаная дорожка, карабкающаяся на холм, к нашей хате; драка с мальчишками-задирами у колодца (одному расквасила нос, другой сбежал); иней на стоге невдалеке от школы…
— А они откуда узнают? Наябедничать, может, собираешься? — напускаю на себя недовольный вид.
— Вы что? Я?! Был у меня такой товарищ, так с ним рассорился, навсегда.
— Тогда счастливого плаванья!
— Ла-а-дно, — протягивает Руслан и, решительно взмахнув рукой, уходит.
Прикрыв лицо учебником, наблюдаю за ним: «Славный мальчишка, просторы ему нужны, а не теплица!» Не спускаю с него глаз до тех пор, пока его худенькое тело не теряется в толпе бронзовых пляжников.
Я сознательно пошла на такой риск в надежде, что это в конечном счёте окупится. Меня тревожило лишь одно: выдержит ли Руслан первое испытание, явится ли вовремя. Если удастся приучить мальчишку держать своё слово, то это незаметно для него самого станет первым шагом на длинном пути исправления.