— Иди умойся, — сказал он, отстраняясь. — Завтра тебе на торф идти, дыхания не хватит, и толку от тебя не будет. Спать иди.
— Завтра не моя очередь, — возразил Уве, всхлипнув в последний раз. Потом его голос стал злым: — Вот так, да? На торф меня? За что?!
— Я передвинул очередь. Завтра должна быть Петра, а у нее день рождения. Поэтому будешь ты, Дэйв и Агнета. Это не наказание. Будет укороченный день, а вечером — праздник. Постарайся его не испортить.
Уве стер рукавом слезы. На впалых щеках остались темные полосы.
— Ладно… Что будет к празднику?
— Пирожные. Диего сказал, что постарается. По девяносто граммов.
— Мало.
— Сам хотел бы больше. Ну, ты иди, иди. Ночью спать надо.
Уве кивнул. Перед дверью он остановился, повернул к Стефану голову через плечо и спросил:
— От Питера ничего не было?
— С какой стати? — сказал Стефан. — Насчет связи — сам знаешь. Или у нас что-то накрылось, или у них. Донна копается.
— Я сам вчера копался, — сказал Уве. — Это не у нас. Это у них. Они еще позавчера должны были вернуться.
— Вернутся.
— Если нет, я тебе не завидую, — негромко проговорил Уве. — Чего там, все равно тебе донесут. Имей в виду, ребята так и говорили: если Питер не вернется, плохо тебе будет, Лоренц. И Маргарет плохо будет. Сами решим, как нам жить.
— Принято к сведению, — холодно сказал Стефан.
Уве еще постоял секунду и вышел, направился было вправо по коридору, но тут же развернулся и быстро-быстро пошел влево. Стефан выскочил следом — направо.
— Так, — сказал он. — И этот здесь. Ты где должен быть? Почему не на посту?
Киро улыбался вымученной глуповатой улыбкой. С него капало. Дрожь еще не прошла, зубы часто-часто колотили друг друга.
— Почему бросил пост, спрашиваю!
— Я… это… холодно ведь. Дождь там, снег, холодно очень… Я это… слышу — вроде как сирена…
— Хороший слух, — усмехнулся Стефан. — Просто феноменальный слух, всем бы такой. И нюх на уют тоже редкостный. Губа не дура. Ему еще стоять и стоять, а он сбежал. А если, пока ты здесь, придет цалькат — что тогда?
— Не придет он в такую погоду, — возразил Киро. — Сколько лет не приходил… А может, он тут всего один и был, откуда мы знаем…
— Ты уже понял, что надо делать? — спросил Стефан.
Киро кивнул. Он шел обратно к трапу медленно, как лунатик, оставляя за собой мокрые следы. Он ловил каждую секунду отсрочки.
— А ну, стой! — Киро остановился как вкопанный и посмотрел на Стефана с недоверчивой надеждой. Стефан отвел глаза: — Иди переоденься…
До рассвета он провозился с сигнализацией. То, что получалось, никак не удовлетворяло. Незаметные волоски-паутинки, обрываемые вошедшим, разлитое по полу машинное масло возле шатких механических конструкций, обрушивающихся с жутким грохотом при малейшем прикосновении, емкостные ловушки, невидимые пучки тех или иных лучей в дверном проеме, акустические датчики, электромагнитные датчики, реагирующие на биение сердца вошедшего, хеморецепторы, соединенные с сигнальной сиреной, — все это, включая вульгарные грабли-самоделки на полу у двери, однажды с блеском сработавшие, уже было придумано, изготовлено, опробовано, принято на вооружение, рано или поздно раскушено и с потерей новизны переставало быть защитой. На каждую выдумку неизбежно находилось противоядие — иногда спустя месяцы, как, например, в случае с детектором биотоков. Чаще — спустя дни. Но контрсредство находилось всегда. Иногда Стефан думал о том, что лучшей защитой была бы толстая стальная дверь с неподъемным амбарным замком. Но это означало бы преподнести подчиненным такой подарок, о котором они едва ли могли мечтать. Это означало без боя признать поражение.