Он знает, что такое боль.
Он тащится через парк Биркелюнден мимо недавно отреставрированной остроконечной беседки. Кричит чайка. В Биркелюндене много чаек. Он ненавидит чаек. Тоже. Но ему нравится Биркелюнден.
Шаркающей походкой Хеннинг идет мимо лежащих влюбленных парочек, голых животов, пенящихся пивных банок, мимо чада прогоревших одноразовых грилей. Пожилой мужчина сосредоточенно бросает серебристый шар в сторону других серебристых шаров, лежащих на гравии. Бронзовый конь в кои-то веки не отягощен вниманием детей. Мужчина промахивается. Он только и делает, что промахивается.
Ты и я, думает Хеннинг. У нас много общего.
Первая капля дождя падает, когда он выходит на улицу Сеильдюксгатен. Через несколько шагов он оставляет позади сутолоку района Грюнерлекка. Ему не нравится шум. Еще ему не нравятся «Челси» и парковщики, но что он может с ними поделать? На улице Сеильдюксгатен полно парковщиков. Хеннинг не знает, болеет ли кто-нибудь из них за «Челси». Но Сеильдюксгатен — это его улица.
Она ему нравится.
Легкие капли дождя падают ему на голову, но Хеннинг уже подходит к солнечной полосе у старой фабрики по производству парусины. Он дает дождю возможность уронить на него несколько капель и щурится, чтобы лучше разглядеть силуэт того, к чему приближается. Гигантский желтый подъемный кран, вознесшийся высоко в небо, стоит здесь целую вечность. Позади него тучи все так же темны.
Хеннинг приближается к перекрестку с улицей Марквейен и думает о том, что завтра все может измениться. Он не уверен, сам ли до этого додумался или кто-то вбил эту мысль ему в голову. А может, ничего и не изменится. Может быть, изменятся лишь голоса и звуки. Может, кто-то закричит. Может, кто-то зашепчет.
Может быть все. А может — ничего. И между ними существует мир наоборот. Принадлежу ли я тебе по-прежнему, думает он. Есть ли мне место в мире? Смогу ли я снова извлечь на свет божий слова, воспоминания и мысли, глубоко погребенные во мне?
Он не знает.
Он вообще знает не так уж много.
Поднявшись на высокий третий этаж по пыльной деревянной лестнице с въевшейся грязью, он закрывает за собой дверь квартиры. Это нормальный переход к его квартире. Хеннинг живет в дыре. Ему достаточно, он не считает, что заслуживает большой прихожей, шкафа размером с торговый центр, кухни со шкафчиками и полочками, сверкающими как свежезалитый лед, самоочищающейся кухонной техники, красивых полов, на которых хочется танцевать медленные танцы, книжных полок с произведениями классиков и бестселлерами, он не заслуживает резных деревянных часов, подсвечника от дизайнера Георга Йенсена и покрывала на кровать, расшитого узором с головками колибри. Все, что ему нужно, — это односпальная кровать, холодильник и местечко, куда можно присесть при наступлении тьмы. Потому что тьма уже опускается.