— У кого же еще может быть такая большая усадьба? Посмотри только на башни, какие высоченные!
— Усадьба Хань Лао-лю, что ли?
— М-да… — промычал старик, мотнув головой.
Приезд бригады всполошил семью Хань Лао-лю, всколыхнул тишину деревни, поднял на ноги обитателей глинобитных лачуг и кирпичных домов. На дорогу высыпали люди в тряпье, в одежде из старых мешков. Жители деревни с удивлением разглядывали незнакомых людей, которые им приветливо улыбались.
Телега наконец остановилась у ивовой изгороди. Сяо Сян, увидав сквозь ветки застекленные окна пустой школы, предложил:
— А если нам здесь поселиться?
Все согласились и начали проворно перетаскивать вещи.
Сяо Сян подошел к Суню, расплатился и, дружески похлопав его по плечу, сказал:
— Встретились незнакомыми, теперь познакомились. Непременно приходи в гости.
— Как не прийти, как не прийти! Теперь будем друзьями. — Он с поклоном принял деньги и поспешил за водкой.
Приезд бригады по проведению земельной реформы произвел полный переворот в жизни крестьян деревни Юаньмаотунь. Все знали: поднялся ветер — значит скоро будет дождь. Но какой силы будет дождь? Кто мог это угадать? Даже хитрому пройдохе Хань Лао-лю, который моментально узнавал все новости, это было пока неясно.
Последнее время в доме помещика Хань Лао-лю день и ночь горели опийные лампы. Лежа на кане, хозяин то и дело прикладывался к трубке. Он беседовал с приходящими людьми, отдавал приказания и расспрашивал о делах. Помещик был не менее занят, чем в те горячие дни, когда сколачивал в деревне отряд. Только сейчас он был сильно удручен, и на его желтом восковом лице не появлялось даже тени улыбки.
С тех пор как части Восьмой армии изгнали бандитов из деревни Юаньмаотунь, характер помещика заметно изменился к худшему. Он стал раздражителен, нередко бил посуду, ругал кого попало и скандалил со старшей женой. Даже младшей и любимой жене нередко доставалось.
У знаменитого Хань Фын-ци, прозванного Хань Лао-лю, было шесть братьев. Ему, шестому по счету, в нынешнем году исполнилось сорок семь лет, но выглядел он значительно старше. У него был изнуренный вид, дряблая желтая кожа и большие залысины: уж слишком много он курил опиума. В глаза люди величали его «господин Шестой в роде», за глаза — просто Хань-шестой, а чаще всего — Хань Большая Палка. Последнее прозвище повелось за ним еще со времен Маньчжоу-го. В ту пору он был старостой деревни Юаньмаотунь и, собирая осенью арендную плату или заставляя людей сдавать японцам лен и листья дикого винограда, прихватывал с собой большую палку. Если что-нибудь не нравилось Ханю-шестому, он пускал ее в ход.