— Не надо в кутузку. Я скажу, я все скажу…
— Тише! — закричали люди. — Послушаем, что он скажет!
Стало так тихо, что слышно было, как за окном чирикали воробьи.
Ду вздохнул, поглядел в окно и направился к южному кану. Не сводя глаз с помещика, люди расступились, освобождая ему дорогу. Помещик присел и замер в позе буддийского созерцателя. Все напряженно ждали, затаив дыхание.
— Что я вам скажу? — заговорил наконец помещик. — У меня в самом деле ничего нет.
Неудержимый гнев овладел крестьянами.
— Вставай, собака! — крикнул У Цзя-фу. — Не разрешаем тебе сидеть!
Помещика стащили с кана.
— Надавать бы тебе как следует, сразу бы заговорил, — вышел из себя милиционер и погрозил помещику винтовкой.
На южном кане вновь раздался вой.
— Ведь никто его не бьет! Чего вас разбирает? — обернулся к женщинам Го Цюань-хай и вышел в соседнюю комнату.
— Пусть хоть потонут в слезах, а долги нам заплати, — сказал старик Сунь.
Добряк Ду молитвенно сложил на груди руки:
— Соседи! Есть у нас изречение: «Если не уважаете рыбу, уважайте хоть воду, если не почитаете золотой лик Будды, то почитайте хоть самого Будду», — помилосердствуйте хоть ради него! — Он набожно поклонился идолу, стоявшему на красном комоде.
Это была бронзовая фигура Будды Матреи, толстого уродливого божества с выпяченным голым брюхом и смеющимся лицом, — символ довольства и блаженства.
Взглянув на изображение Будды, возчик вспомнил один из печальных случаев своей жизни.
Как-то зимой, в пургу, в конюшне Добряка Ду ожеребилась кобылица. Был такой мороз, что не успели жеребенка внести в комнату, как он околел. Помещик обвинил в происшедшем Суня, служившего в ту пору у него конюхом, и в наказание заставил старика стать перед этим Буддой на колени и замаливать свой грех.
После того как Сунь отстоял полдня, Добряк Ду подошел и укоризненно покачал головой:
— Ты убил жеребенка и этим очень огорчил Будду. Скажи: что с тобой сделать?
— Что решишь, то и ладно, — покорно поднял на помещика глаза возчик.
— Нет, ты должен сам сказать.
— Согласен купить курительных свечей и отбить столько поклонов, сколько прикажешь…
— Тогда еще стой, подлец!
Старик Сунь простоял перед Буддой до вечера. Наконец помещик подошел опять и, заложив руки за спину, спросил:
— Ну, теперь как?
Колени старика совсем одеревенели. Он был на все согласен, лишь бы освободили:
— Твоя воля, хозяин, что скажешь, то и выполню.
— Чтобы ты не нарушил слова, приложи сюда палец, — приказал помещик и протянул ему тетрадку.
Возчик исполнил приказание.
В тетради было написано:
«Я, Сунь Юн-фу, конюх высокочтимого господина Ду Шань-фа, признаю себя виновным в том, что уморил жеребенка. Пусть за это с меня удержат мой трехмесячный заработок и купят на эти деньги кусок красной материи для подарка Будде».