— Ладно! Дам пять лошадей.
Один из родственников помещика крикнул во все горло:
— Видите, и лошадей отдает добровольно!
— Вот многим одеться не во что! Отдай лишнее и округлим счет, — закричал белобородый.
— Могу, что ни скажете, все могу. Есть у меня черная шелковая курточка на вате и черные хлопчатобумажные штаны на подкладке, теплые, а у жены еще халат голубого цвета. Берите кому годится.
Белобородый подошел к Сяо Сяну и поклонился.
— Начальник бригады, видишь, дело какое? Хань Лао-лю сам отдает землю, посулил лошадей и вещи. Это для него и будет наказанием. Отпусти его домой и отдай нам, крестьянам, на поруки. Если что случится, не трудно будет опять посчитаться с ним. Как ты на это смотришь, начальник?
Сяо Сян промолчал. Он отлично видел, что за человек этот белобородый.
Крестьяне стали расходиться. Одни — с досадой и раздражением, другие — с тупой покорностью. Многие понимали, что это очередная хитрость изворотливого помещика, но говорить вслух не осмеливались. Нашлись, впрочем, и простачки, которые думали: раз Хань Лао-лю сам отдал землю, лошадей и одежду, пожалуй, можно его и простить.
Возчик Сунь ушел, а старик Тянь все еще сидел под тополем и, опустив голову, молчал.
Лю Дэ-шань с заискивающей улыбочкой подошел к Ханю Длинная Шея.
— Теперь другие времена настали. Кто же не помнит, с каким уважением люди относились к господину Ханю Шестому в роде при Маньчжоу-го!
А Чжао Юй-линь откровенно признался Сяо Вану:
— Хотел бы я отдубасить его как следует!
— Кого это? — спросил тот, глубоко удрученный новой неудачей.
— Белую Бороду. Ведь эта сволочь — названный брат Хань Лао-лю.
Чжао Юй-Линь ушел в глубь двора, сел под стеной и обхватил винтовку.
Время приближалось к обеду. Сяо Сян через связного передал Лю Шэну, чтобы тот кончал собрание и не задерживал больше помещика.
Лю Шэн объявил собрание закрытым.
Хань Лао-лю спустился с трибуны и, сопровождаемый старшей женой, вышел из ворот школы. Позади следовали младшая жена и родственники.
Эта картина привела Сяо Вана в такую ярость, что у него голова пошла кругом. Он бросился к Сяо Сяну и, задыхаясь от возмущения, выкрикнул:
— Почему ты освободил Хань Лао-лю?
— Не освободить нельзя.
Начальник бригады хотел что-то добавить, но, взглянув на разъяренного друга, подумал: «Придется с ним обстоятельно побеседовать, иначе он не поймет…» И не прощаясь, нагнал в воротах Тяня.
— Надо будет нам встретиться, старина Тянь, да потолковать обо всем. Заходи, когда время будет.
Люди разошлись. Школьная площадка опустела.
Под вечер управляющий Ли Цин-шань привел пять лошадей, принес одежду и от имени помещика объявил, что землю, находящуюся у западных и южных ворот деревни, крестьяне могут поделить в любое время.