Некоторые дрожали при одной мысли, что сын помещика Хань Ши-юань, служивший в войсках гоминдановского правительства, вдруг явится сюда. Он не пощадит тех, кто расправился с его отцом.
Были здесь и просто нерешительные люди. Они в душе ненавидели помещика и одобряли борьбу с ним, но только чужими руками. Сами они предпочитали держать язык за зубами и ни во что не впутываться.
Кроме того, на собрание пробралось все-таки несколько тайных пособников Хань Лао-лю. Они громче всех требовали расправы над помещиком, а под шумок уговаривали людей не выступать против него.
Председательствовал Го Цюань-хай. Сяо Ван и Лю Шэн заняли места справа и слева от него. Начальник бригады, как обычно, расхаживал поодаль и наблюдал за происходящим.
Хань Лао-лю, бледный, стоял перед столом, опустив голову на грудь. Толпившиеся тут же ребятишки с любопытством разглядывали веревки, которыми был связан помещик. Один из мальчуганов, набравшись храбрости, даже спросил его:
— Господин Хань, а где твоя большая палка?
Председательствовавший Го Цюань-хай никак не мог сегодня пристроить свои руки. На него смотрели многие сотни глаз, а он так и не мог придумать, что ему делать со своими руками, и по огненно-красному его лицу градом катился пот. Го Цюань-хай пытался узнать людей, находившихся в первых рядах, но их лица сливались во что-то серое, клубящееся, как дым. В этом дыму ему чудились смутные очертания каких-то чужих лиц, которые беззвучно смеялись над неопытностью председателя.
Приготовленные заранее слова вылетели из головы, и он тщетно старался вспомнить хотя бы одно из них…
Наконец, с трудом ворочая языком, Го Цюань-хай заговорил:
— Соседи… значит… давайте… то есть открываем собрание…
Все молчали, терпеливо ожидая дальнейших слов председателя.
— Так вот… вы, верно, все хорошо знаете, что я… батрак. С малолетства тут… значит… пас свиней, лошадей, а потом батрачил. Говорить я не умею, а вот работать могу… Основа нашего крестьянского союза… это значит — демократия. Всем теперь можно говорить. Сегодня мы сводим счеты с Хань Лао-лю. Мы все его ненавидим и должны говорить, что у кого есть. У кого обида — расскажи, у кого ненависть — отплати. Бояться нечего. Вот…
Хань Лао-лю поднял голову, осмотрелся. Ни родственников, ни друзей, ни Добряка Ду, ни Тана Загребалы — никого! Вдруг он заметил Ханя Длинная Шея и Ли Чжэнь-цзяна, прячущихся в толпе. Но какой от них прок? Сегодня они ни головы поднять, ни рта открыть не посмеют.
«Придется идти на любые условия, лишь бы сохранить жизнь», — подумал он и, приблизившись к самому краю стола, глухо спросил: