В тесном пространстве острый запах серы и горящей селитры ощущался особенно остро, чудовищным эхом в ушах отдавался грохот стреляющих пушек, ядовитый черный дым щипал глаза, и Бетани с ребенком еще теснее прижалась к Эштону.
— Успокойся, любовь моя. Обопрись на меня, — спокойно произнес он. — Обстрел скоро прекратится.
Британский флот, наконец, замолчал, и маленький Генри стал успокаиваться; установилась мрачная и гнетущая тишина, страшная своей неопределенностью; пострадали многие фасады зданий на набережной; стали различимыми голоса людей, крики отчаяния сменялись гневными угрозами — город с ужасом встречал капитана Джеймса Уоллеса, сошедшего с корабля в сопровождении «красных мундиров».
— Черт бы побрал этого ублюдка, — пробормотал Эштон.
Бетани высвободилась из его объятий, успокаивая ребенка. В ее слезящихся от дыма глазах застыло недоумение, голова раскалывалась от боли, ноги подкашивались, будто это в нее, а не наугад, по городу, целились британские бомбардиры.
Она потрясла головой, стараясь восстановить, как же все это произошло? В один прекрасный летний день они решили навестить Гарри и Фелицию, взглянуть на маленькую Маргарет, племянницу, и показать сына Генри. Весь день прошел в приятной дружеской беседе в гостиной на Хоуп-стрит и в саду за игрой в пикет.
Они, словно забыв о войне, вспоминали, как в детстве плавали на лодках и купались в заливе, собирали мидии и черепах, откапывали в песке моллюсков. Лето всегда давало им необыкновенную свободу, когда ни о чем не приходилось заботиться, ни за что не отвечать, в свое удовольствие скакать на лошадях, воображая себя сказочными героями. В течение нескольких часов Бетани с наслаждением ворковала с детьми, обменивалась незамысловатыми шутками. За эти часы отдыха Эштон и Бетани почувствовали себя обновленными и более близкими. Потом они направились к парому, чтобы вернуться домой.
В гавани, словно черные птицы, стояли шесть английских фрегатов, нависая над портом. Бетани надолго запомнит этот момент: лицо Эштона окаменело, в глазах вспыхнул гнев, проклятия сорвались с его губ, когда они поторопились в укрытие пережидать канонаду.
Бетани снова взглянула на мужа — в его глазах все еще не потух гнев.
— Эштон, что вынудило капитана Уоллеса так поступить?
Желваки заиграли на его скулах, как будто он сдерживал поток ругательств.
— Ты можешь поверить, что он голоден?
— Что?
— Только послушай.
Они прошли сквозь небольшую толпу сердитых горожан, окруживших солдат, держащих наготове мушкеты. Капитан Джемс Уоллес, гроза залива Наррагансетт, гневно сверкая глазами на горожан, высокомерно вскинул голову.