— Ты избегала меня. Легче было не встречаться с тобой в конюшнях, чем изгнать тебя из моих мыслей.
Бетани села, прикрывая грудь одеялом.
— В самом деле?
— Да. Я думал о тебе днем и ночью. — Его рука проникла под одеяло. — Особенно ночью.
На ее губах заиграла довольная улыбка — ощущение женской власти над ним заставило ее почувствовать себя зрелой не по годам.
— Понимаю, — тихо протянула она. Эштон рассмеялся.
— Ах, ты, негодница, — он потянул с нее одеяло. — Иди сюда.
Она блаженно вздохнула, почувствовав себя в его объятиях. Наконец-то сердце ее нашло покой.
* * *
Наступивший рассвет проник сквозь замороженные окна в дом; Эштон, улыбаясь, склонился над спящим ребенком — ему невольно снова пришли в голову угрозы Синклера лишить его сына. Нельзя сбрасывать со счетов влияние, которым тот пользовался, но неужели он сможет забрать ребенка у собственного отца? Или Уинслоу придумал более коварную месть? Использует свое богатство и договор, которым связан Эштон, чтобы подчинить Генри своему влиянию? Пока ничего не было известно, просто тяжелые предчувствия охватили его, но он готов защитить своего сына, ничего не испугается. И если Синклер Уинслоу настолько глуп, что попытается осуществить свою угрозу, то Эштон ему не завидует.
Бетани пошевелилась во сне; от нее исходил легкий аромат жасмина и теплый, менее осязаемый запах их любви. Постаравшись отбросить черные мысли, он наклонился и разбудил ее поцелуем.
— Любовь моя, мне нужно уехать на несколько дней. — Хотя он произнес эти слова совсем тихо, отчаяние, отразившееся сразу же на ее лице, вызвало у него боль.
— Куда? — тревожно прошептала она.
— Не спрашивай, детка. Пожалуйста.
Бетани отвела взгляд.
— Я думала, что этой ночью мы достигли понимания. Очевидно, ошиблась.
— Мы теперь близки с тобой, как никогда. Но есть вещи, о которых я не вправе рассказывать тебе.
— Потому что ты не доверяешь мне?
Он погладил ее волосы.
— Если англичане заподозрят, что ты в курсе того, чем я занимаюсь, вы подвергнетесь опасности.
Она обняла его за шею, и Эштон почувствовал, что жена все поняла. После той близости, которую они испытали этой ночью, боль разлуки была особенно тяжелой. Он поцеловал сына в лоб и щечки, пахнущие молоком, снова обнял Бетани, крепко поцеловал, как бы стараясь запомнить вкус ее губ. Испытывая горькое сожаление, что приходится покидать жену и сына, вскинул на плечи рюкзак и направился на пристань, где его ждал Чэпин.