У Эштона не было ни сил, ни желания сказать Тэннеру, что Бетани мертва. Боковым зрением он заметил, как среди деревьев мелькнуло что-то красное. Боже мой, сколько же еще «красных мундиров» скрывается среди деревьев?
— Мальчик забудет тебя, — пообещал Тэннер, — раньше, чем ты успеешь остыть в могиле.
Он опустил палец на спусковой крючок — Эштон смотрел на своего палача с каменным спокойствием. Усмешка не сходила с губ Тэннера, когда он поднимал оружие. Внезапно что-то красное метнулось из-за кустов и схватило его за руку — раздался выстрел. Эштон инстинктивно бросился на своего врага, нанес ему удар в висок, а затем схватил фигуру в красном. Его большие грубоватые пальцы сжали изящные дрожащие ручки; не в силах поверить, он смотрел в глаза Бетани, наполненные слезами, их дрожащие губы слились в коротком и неистовом поцелуе.
— Бетани. Я думал, что ты…
— Знаю, — плача произнесла она. — Все это было ужасной ошибкой. — Ее ладонь коснулась его щеки. — Так много ошибок. Мне обо всем рассказала Абигайль. И о набеге, о Дориане… Сможешь ли ты простить меня?
Эштон привлек ее к себе, наслаждаясь теплотой любимого тела.
— Боже мой, что за вопрос?
— Эштон! — раздался крик Гарри с поля боя. — Поехали! Будем преследовать их!
— Нет! — Бетани прильнула к мужу. — Пожалуйста, не уходи.
— Все еще верная лоялистка, детка? — Холод сжал его сердце.
— Я такая же американка, как и ты, Эштон, — гордо и серьезно ответила Бетани.
— Где ты, черт возьми? — снова послышался снова голос Гарри. — Мы уезжаем.
— Не уезжай, — снова попросила Бетани. — Тебе надо заниматься лошадьми — ты в них хорошо разбираешься, и этим будешь способствовать победе. — Слезы катились по ее щекам. — Мы будем выращивать лошадей для кавалерии в Систоуне, если согласишься жить со мной там.
Он прижал жену к себе, положив на ее голову свой подбородок.
— Соглашусь при одном условии. — Гордость и обожание переполняли его грудь. — Если позволишь посвятить остаток моей жизни тебе, чтобы доказать, как сильно я тебя люблю.
Она подняла на него сияющие от счастья глаза.
— Ты любишь меня, Эштон? Это правда?
— Да, моя любимая. Ты даже не можешь себе представить, как сильно я тебя люблю.
— Нет, могу. Действительно, представляю.
Их поцелуй, долгий и успокаивающий, исцелял лучше, чем слова; души ликовали, объединенные любовью, доверием и обретенной общей целью, чего они были лишены до сих пор. Эштон взглянул на поверженного офицера.
— Пусть остается здесь и сам себя защищает. — Он взял Бетани за руку и подвел к Корсару. — Поехали за нашим сыном, любовь моя.