— Нет, — поспешно отвечает она. — Не думаю.
Звонка от Пола так и нет.
Днем она отправилась к отцу.
— Кэролайн приготовила тебе к Рождеству ну очень красочный горшок, — сообщает он. — Тебе очень понравится.
— Прекрасно, — отвечает она.
На ланч они едят рыбу с мексиканским салатом. Кэролайн ест и одновременно что-то мурлычет себе под нос. Отец Лив поднялся до съемок в рекламе страхования автомобилей.
— Вероятно, я должен изображать цыпленка. Цыпленка, получившего бонус за безаварийную езду.
Лив пытается слушать болтовню отца, но все время думает о Поле. Мысленно прокручивая события вчерашнего дня. В глубине души она удивлена, что он не позвонил. «Боже мой, я превращаюсь в этакую настырную подружку. А мы ведь даже двадцати четырех часов официально не провели вместе». Надо же, «официально»! Просто смешно.
Лив не хочется возвращаться в Стеклянный дом, и она задерживается у отца дольше обычного. А тот в полном восторге: слишком много пьет и достает ее черно-белые фотографии, которые нашел, разбирая ящики стола. Есть нечто непривычно земное в разглядывании фотографий, они словно напоминают ей, что она прожила целую жизнь до того: до начала судебного процесса, до появления Софи Лефевр и дома, который ей не по карману, а еще маячившего впереди ужасного последнего дня суда.
— Какое прелестное дитя!
Но, глядя на открытое, улыбающееся лицо на снимках, ей хочется плакать. Отец обнимает ее за плечи:
— Постарайся не слишком расстраиваться в понедельник. Понимаю, тебе пришлось несладко. Но, знаешь, мы тобой ужасно гордимся.
— С чего ради? — говорит она, сморкаясь. — Папа, я проиграла. Все считают, что не стоило и начинать.
Отец притягивает ее к себе. От него пахнет красным вином, а еще чем-то родным: тем, что когда-то было ее жизнью, но давным-давно прошло.
— Просто за то, что ты не сдавалась. Правда. Иногда, моя дорогая девочка, это и есть настоящий героизм.
Она звонит ему уже около половины пятого вечера. Ведь можно считать, что прошло почти двадцать четыре часа. И вообще, обычные правила ухаживания не распространяются на те случаи, когда кто-то ради тебя отказывается от доброй половины своей жизни. Она с замиранием сердца, в радостном предвкушении от удовольствия снова услышать его голос, набирает номер. И уже представляет, как вечером, в тесной квартирке Грега, они уютно устроятся на диване или на ковре, чтобы поиграть с Джейком в карты. Но после трех длинных гудков включается автоответчик. Лив быстро кладет трубку, чувствуя смутное беспокойство и ругая себя за ребячество.
Тогда она отправляется на пробежку, заваривает чай для Фрэн — «В последний раз ты положила только два куска сахара!» — садится возле телефона и в половине седьмого еще раз набирает его номер. И снова попадает на автоответчик. У нее нет номера его домашнего телефона. Может, стоит к нему съездить? А что, если он у Грега? Номера телефона Грега у нее тоже нет. После пятничных событий она была в таких растрепанных чувствах, что толком и не помнит, как они ехали к Грегу, и уж тем более не знает его точного адреса.