Подняв руку, она запустила пальцы ему в волосы и притянула его голову ближе к себе. «Оливия хочет, чтобы я ее поцеловал», — догадался Макс. А потом ее губы прижались к его рту, и его окатила такая волна желания, что Макс уже ни о чем не мог думать.
Ее поцелуй был нерешительным, но не трусливым. Оливия завладела инициативой, держа его за затылок одной рукой и гладя по спине другой.
Макс почувствовал, как Оливия внезапно содрогнулась в его объятиях.
— Вы такой большой. Такой сильный, — прошептала она и снова поцеловала его, но более решительно.
В тот момент Макс не чувствовал себя ни большим, ни сильным, только рабом, всецело во власти этой прекрасной, маленькой, сильной женщины.
Он провел рукой по ее халату, чувствуя под пальцами изгибы ее тела — тонкую талию, округлость бедра, — и вожделение росло. Наконец его рука попала под полу халата, которая, видимо, задралась, когда Оливия садилась к Максу на колени, и заскользила сначала по колену, потом по округлой голени. У него перехватило дыхание — такое все было изящное и гладкое.
Макс заметил, что Оливия замерла. Она уже не целовала его, хотя губы были все еще прижаты к его рту.
— Скажи мне, когда я должен остановиться, — прошептал Макс у самых ее губ.
— Что? — Оливия начала паниковать.
— Я все еще хочу тебя. Так сильно, что желание почти меня убивает. Но я должен остановиться. Скажи, чтобы я остановился.
Оливия отстранилась.
— Почему ты должен остановиться, Макс? Я уже сказала тебе, что я этого хочу.
Его рука застыла на ее голени, но Макс не убрал ее.
— Я не должен… Я не хочу тебя компрометировать. Я не хочу, чтобы ты сожалела…
— Шшш. — Оливия приложила палец к его губам. — Не будет никаких сожалений.
Макс закрыл глаза.
— В тебе говорит вино.
Она выпила по крайней мере два стакана, а быть может, и три. Оливия почти не пила, а даже у Макса кружилась голова. А при ее росте и хрупкости — много ли ей надо.
Оливия была пьяна. Она не могла думать. Она будет сожалеть…
Макс вытащил руку из-под халата.
— Это не вино. — Она зажала ладонями его лицо. — Посмотри на меня.
Он открыл глаза.
— Вино не повлияло на мое решение.
— Ты уверена?
Она кивнула.
— Я хочу тебя, Оливия.
— Я тоже тебя хочу. Очень сильно.
Макс покачал головой. Он был в полном замешательстве и в то же время совершенно очарован. Сердце бешено стучало, а плоть была твердой, как стальной клинок. Одна мысль о ее голом теле, о ее открытом в экстазе рте…
— Оливия.
Это был стон агонии, молитвы, желания.
В ответ на это она развязала пояс и спустила халат с плеч. Он упал ему на колени, и между ними оставалась лишь фланелевая ночная рубашка.