— Нет! Нет! Я не Мессия!
Я подумал, что этот ответ отводит известную опасность: если бы Иоанн объявил себя Мессией, то он мог бы уже не отвечать на дальнейшие вопросы. Мессия — выше Храма, а вот пророк обязан поддерживать мирные отношения с Храмом. Правда, Иеремия… Впрочем, это было давно, а сейчас пророк вынужден ходить на поводу у священников. Разве только он был бы заодно с нами, фарисеями.
— Ну, так может быть, ты — Илия? — спросил Ионафан.
Снова решалась судьба Крестителя из–за Иордана. Но ответ последовал с той же быстротой, что и раньше:
— Нет, я не Илия…
Ионафан сглотнул слюну. Я понял, что он был поражен. Я, впрочем, тоже. Народ склонен считать Иоанна — Илией. Заявив, что он не Илия, Иоанн пустил половину своей славы на ветер.
— Ты пророк?
— Нет!
Изумленный, я смотрел в серые невидящие глаза, устремленные куда–то вдаль. Иоанн едва ли видит тех, кто теснится вокруг него; его мир начинается где–то далеко за пределами этой толпы. Я заметил, что его глаза окружены морщинками, как бывает у путешественников или моряков, привыкших всматриваться в далекие горизонты. Он говорит и слушает как бы в рассеянии: я дал бы голову на отсечение, что он одновременно к чему–то прислушивается.
— Так кто же ты тогда? — в голосе Ионафана зазвучало презрение. Иоанн ответил строкой из Исайи:
— «Я глас вопиющего в пустыне…»
Тогда я спросил:
— Зачем же ты крестишь?
Взгляд его оторвался от дали и перешел на меня. В его глазах я заметил напряжение и лихорадочный блеск.
— Я крещу водой, но… — взгляд его вновь убежал вдаль, поверх толпы, на другую сторону реки.
— … Посреди вас уже стоит Тот, Идущий за мною, Который стал впереди меня… — Губы у него задрожали. Он все всматривался в горизонт и говорил с такой нежностью, с какой женщина говорит о любимом:
— Я недостоин развязать ремни у Его сандалий…
В ту же минуту его голос сорвался с мягкой и ласковой ноты и рванулся криком:
— Он придет и будет крестить вас Духом Святым и огнем! — серые кроткие глаза вдруг стали страшными, мечтательная доброта исчезла, и они начали метать искры, как брошенный в воздух факел. Он шагнул вперед, сжимая в руках посох.
— Отродье змеиное! Думаете, вы уйдете от гнева Господня? Гнилое дерево не избегнет секиры! Спрашивать пришли?
Ионафан попятился назад, а исполинский пророк наступал на него, сотрясая воздух гневными окриками:
— Спрашивать пришли? Одно только вам отвечу: покайтесь! Покайтесь! Покайтесь во прахе, посыпьте головы пеплом. Как Ниневия! Вам кажется, что вы не такие, как они? — он обвел рукой толпу. Ионафан отскочил в сторону, и разбушевавшийся пророк оказался прямо передо мной: теперь он обращался непосредственно ко мне, осыпая меня искрами своих лихорадочных слов: