Она приняла ванну. Тихим голосом заказала по телефону кофе, взяла в дверях у горничной поднос с завтраком и отдала ей погладить свой костюм, он почти высох. Она выпила две чашки безвкусной бурды, разглядывая лежавшего на ее кровати чужого мужчину, который уже стал ей близок. Потом, не выдержав, заперлась в ванной комнате и изучила содержимое бумажника. Он оказался не Жоржем, а Филиппом Филантери, родился в Париже и был моложе ее ровно на шесть дней. Ей было приятно узнать, что оба они родились под одним знаком Зодиака, а следовательно, их гороскопы хотя бы не будут противоположными, но, когда она увидела билет на теплоход, ее охватила паника. Он действительно отплывает четырнадцатого, в одиннадцать часов, с пристани Ла Жольетт, только не в Гвинею, а в Каир. Так ей и надо, нечего было лезть в бумажник.
Она приготовила ему ванну и заказала плотный завтрак, который он проглотил с большим аппетитом, прямо в ванне. Дани, завернувшись в махровую простыню, сидела на краю ванны, рядом с ним. Он был спокоен. Она смотрела на его мокрые волосы, огромные черные жуликоватые глаза, невероятно длинные ресницы и крепкие мускулы, ходившие под кожей, и как могла уговаривала самое себя. Да, у него нет ни гроша, и, встреть он не ее, а любую другую женщину, все было бы так же. Тогда чего же она хочет? Она говорила себе: Боже мой, сегодня уже воскресенье, двенадцатое, но он может передумать и не уехать, ведь мужчины, как и женщины, не ложатся в постель, не любя хоть чуть-чуть. Одним словом, всякую чепуху.
Он попросил по телефону, чтобы принесли его чемоданчик, который он оставил в своем номере, достал из него немного помятый светлый летний костюм и надел его, повязав черный галстук. Он сказал, что теперь носит только черные галстуки, так как у него умерла мать. Потом он помог одеться Дани. Он попросил ее остаться в простых очках, но она соврала, что это невозможно, так как они слишком слабые. Он сказал, что мог бы сам вести машину. Она осталась в простых очках. Когда она была готова и стояла уже у двери, он крепко обнял ее и долго гладил, целовал — на его губах еще сохранился вкус кофе — и шептал, что он истомится, пока они снова остановятся в какой-нибудь гостинице.
Ночью шел дождь, блестящие жемчужные капли лежали на кузове Стремительной птицы. Когда они проезжали Турню, показались первые лучи солнца. Макон встретил их звоном колоколов — звонили к воскресной мессе. Она сказала, что, если он не возражает, она не поедет к своим друзьям в Монте-Карло, а останется с ним до его отплытия. Но он повторил, что никуда не уплывает.