– Набери меня, – велел я. – А лучше дай телефон, я сам.
* * *
Заточенный до бритвенной остроты скальпель, искаженное от ярости лицо главврача – это все замечено, это все потом.
– Святые моторы! Да какого цилиндра?!. – Рыбачка охнул. Он весь в бинтах, на белом алые пятна, много пятен.
Встретив его тут, палач не успел удивиться. Некогда.
Дверь распахнулась под его напором и прижала бывшего байкера к стене. Но это ничего, до свадьбы Заура и Хельги заживет. Главное, Танюшка здесь, видимых повреждений на теле нет, только в глазах застыл испуг.
Время привычно замедлилось, как это бывало, когда палач имел дело с опасными преступниками.
Лев Аркадьевич Глоссер. Глянь на него – хлюпик хлюпиком: неспортивный животик без намека на «квадратики», тоненькие ручки-ножки. Только бородки-эспаньолки не хватает с очочками, чтобы получился интеллигентишка, умеющий драться лишь научными терминами и философскими нравоучениями. Причем драться уже в больнице, очнувшись после черепно-мозговой, полученной в подворотне от пятилетнего хулигана.
Заур всегда уважал таких людей.
Они казались ему пришельцами с другой планеты. Вокруг страх, боль, бесконечная борьба за жизнь, предательство, грязный секс, вонь свалок и химических отходов, парниковый эффект, в конце концов, а подобные Льву Аркадьевичу говорят о боге, о демократических ценностях и экзистенциализме.
Психи и грешники, вот кто они. Только хорошо это скрывают, умело маскируясь под обычных людей. А чуть копни – мерзостные безбожники.
Господи, не надо помогать слуге Своему Зауру, не лишай его удовольствия, ладно?
Подставить под удар скальпеля руку-протез, второй рукой сорвать с груди нательный крест и ударить им маньяка в висок.
Все.
Уже мертвое тело – живы лишь глаза, звериная ненависть в них и горечь поражения – рухнуло на выложенный плиткой пот, марая кровью его протертую хлоркой чистоту. Рукав униформы задрался, обнажив на предплечье Глоссера татуировку – змею, пьющую из бокала.
Палач так и замер.
Нахлынули воспоминания.
…на тротуаре неподалеку от машины стоит человек. Хотя нет, он не достоин называться человеком. Этот зверь в людском обличье вооружен, он смеется, наблюдая за страданиями Заура и крохотной Танюшки. Лицо радостно гогочущего точно в тумане. Дымом его, что ли, заволокло? Зато видно, что на предплечье у него рисунок – змея…
– Извини. – Заур протиснулся мимо Рыбачки, который очень неважно выглядел, и бросился к операционному столу, на котором лежала связанная ремнями Танюшка. Вырвал из предплечья застрявший скальпель и живо разрезал «упряжь».