– Чушь, значит? Глюк? – Не глядя на Мигеля, шеф протянул руку, в которую мексиканец тотчас вложил ворох бумаг из папки. Всей этой кипой Пападакис затряс перед лицом Заура. – Это распечатка операций с твоего банковского счета, из которой следует, что огромную сумму ты перевел в оплату за услуги больницы. Откуда у тебя, палач, такие деньги? Зачем ты летал в Вавилон? Деньги на твой счет попали после визита в этот рассадник преступности.
Заур молчал. Обвинения были столь чудовищны и неожиданны, что он просто не мог выдавить из себя ни слова.
– Ты, палач, должен найти всему этому внятное объяснение, иначе любой в нашей Управе – слышишь, любой! – почтет за честь узаконить тебя, чертовую крысу. Сдай Знак и планшет! Ты отстранен от службы.
Щит с колодой и мужчиной с топором. Пальцы мазнули по надписи «Закон суворий, але це закон». В груди у Заура стало тесно, а потом оттуда разом откачали весь воздух, а гортань залили силиконом, чтобы палач не мог вздохнуть. Вот так, не дыша, он вытащил из кармана Знак и клацнул им о полированную поверхность тумбочки – рядом с планшетом и запчастями телефона Края, там уже лежащими. При обыске вытащили. Понятно, что «микробиков» ни в карманах плаща, ни на тумбочке уже не было.
Радужки под линзами очков предательски заволокло влагой. Оставалось только надеяться, что Пападакис с Мигелем не заметили их блеска, потому что Заур ничего не мог с этим поделать. Кончики пальцев на миг задержались на рифленой поверхности Знака, а потом палач – бывший палач! – отдернул руку, будто обжегшись.
Мерзенько захихикал мексиканец. Происходящее определенно его забавляло.
Молча сцапав с тумбочки служебный девайс и Знак, Пападакис шагнул к выходу из палаты. Услужливо распахнув перед начальством дверь и согнувшись в полупоклоне, Мигель подмигнул Зауру – мол, счастливо оставаться, неудачник.
Оставшись один, Заур вцепился в одеяло и, скомкав, прижал к груди.
Его жизнь закончена. Палач – для него не профессия, а призвание, как бы пафосно это ни звучало. Иначе Заур себя просто не представлял, иначе ему вообще не стоит быть. Он крепко-крепко зажмурился, не желая смотреть на мир, отвергший его.
– А вот хрен вам всем! – Он открыл глаза. – Разжаловать меня может только Бог!
Взгляд его упал на то, что еще недавно было телефоном Края. Бывший палач протянул руку к этому набору «Сделай сам».
Ладонь его была липкой от пота.