Охотник за головами (Манасыпов) - страница 3

Травница

Год 1382-й от смерти Мученика,

побережье Северного моря,

Доккенгарм


Ноги сами несут тебя вперед. Быстрее, быстрее, беги, беги, пока можешь. Не можешь, тогда иди, ползи на коленках и животе, катись колесом под горку. Двигайся, если хочешь остаться в живых. Что… Что?!! Треск за спиной, недалеко, ближе, чем думалось!!! Вороний грай, черные точки вверх, взмахивая крыльями, тонкие ветки подлеска ходуном, из стороны в сторону. Быстрее, сколько есть сил, ну же, ну!!! Юбка давно распорота одним ударом ножа посередине и все равно мешается. Хлещет по ногам, норовит загнуться внутрь, запутаться за коленями, сколько ни придерживай ее руками. Красные башмаки из искусно выделанной козлиной кожи скользят, ведь недавно здесь нещадно хлестали тугие струи дождя. Колотится в груди, остро колет в боку, но не остановиться… вперед, вперед!

А сзади нарастает треск, разлетаются под ногами сухие ветви и сучья. Преследователи не скрываются, бегут именно за тобой. Неудержимые в своей жажде и этой погони, и ее финала. Треск идет по пятам, ломится через сухостой и молодой ельник, как сильный и быстрый зверь, который ни за что не отпустит жертву. Он рвется вперед, поводя чутким носом, ловит страх, пот, желание жить… и идет по следам. Неотвратимый и догоняющий.

Корень вяза, такой незаметный, подло и предательски торчит над землей. Носок башмака, длинный, модный, входит как раз под него. Тело само делает рывок вперед, не успевая остановиться. Стопу и чуть выше ее рвет короткий огненный укус боли, земля сильно бьет в колено и выставленные руки. Острый скол небольшого сучка пропарывает кожу на правой ладони, но это не важно, вовсе не так важно! Важнее мокрая после недавнего дождя глина, листья и трава, устилающие пологий склон оврага внизу. Таких здесь не так уж и много, но именно этот оказывается прямо на пути. Тщетно пальцы пытаются ухватиться за что-то, тело сопротивляется, но не может ничего сделать.

Скольжение по шуршащим листьям перерастает в полет. Отрывает от склона, бросает вверх и вперед. Внутри все сжимается, рвется, разлетается в стороны и поджимает к самому горлу. Краткий-краткий миг без веса, без ощущения себя, пока спина с хрустом не встречается с землей. Воздух разом вылетает наружу вместе с то ли криком, то ли хрипом. Темнота.

– Папа, папочка, что я наделала?.. Не верь ему… папа?

Тук-тук-тук… что это? А это собственное сердце стучит и отдается в голове ударами молотка по гвоздям, клювом дятла по коре, падающими по крыше редкими тяжелыми дождевыми каплями. Голова кружится, даже если не встаешь, лежишь на отбитом боку. И яснее ясного, что надо сесть, попробовать сесть! И тут же возвращается боль, подло, неожиданно. И острой своей пастью, гниющими и загнутыми клыкам – цоп за ногу! Господи, как же больно, до слез на глазах больно. Всхлип сам собой выходит промеж губ, тонкий, как скулеж у слепого щенка, оставшегося без мамки. А встать бы, надо бы встать… что это?!! Быстрее, вон туда, в кусты, там темно, там шипы, не увидят, не заметят, жить, Господи, жить-то как хочется. Шорох, шелест, скатываются по склону комья земли, мешаясь с кучками уже сухих листьев, ветками, камнями. Все? Неужели все? Липкими дорожками пот катится по спине, бокам, по животу, груди. Волосы лезут в глаза, и слезы горохом, злые, от отчаяния и слабости. Не хочу, не хочу-нехочунехочунехоч… МАМА!..