— Не сдюжил… Пить хочется, что ли.
Напился и хотел было пройти еще круг, но не разрешил Торопчин. Иван Григорьевич сказал комсомольцу:
— Иди, Яша, отдохни. Нельзя тебе надрываться, дорогой ты человек. Смотри, и кони у тебя еле на ногах держатся.
— Ничего, Иван Григорьевич, отдохнем. Мать грозилась после работы блинами угостить. Муки ведь нам чуть не пуд дали!
— Иди, иди. И так сегодня ты вышел на первое место.
Вечером маленькая, чуть побольше почтовой марки, карточка Якова Петруничева украсила боевой листок вместе с коротенькой заметочкой о нем. Заметка оканчивалась таким призывом:
«Ребята, деритесь, как Яша, за комсомольскую честь!»
Слова, может быть, и не очень соответствовали смыслу призыва. Труд — не драка. Но дело не в словах.
На другой день в соревнование вступили еще четыре плугаря, из них два пожилых.
Но бригадиры Брежнев и Коренкова пока договора не подписывали. Выжидали, присматривались друг к другу.
И только на пятый день сева, когда бригада Коренковой перевыполнила дневной план по всем показателям, Марья Николаевна, задержала после работы своих людей и сказала:
— Ну, дорогие мои труженики, думается мне, что название «первая» мы с вами не посрамим. Не мешало бы и других подтянуть.
— Правильно, Марья Николаевна! Давно пора Андриану Брежневу хвост укоротить! — такими задористыми и веселыми словами поддержал предложение Коренковой Николай Шаталов. Сынок Ивана Даниловича, очевидно, решил делом подтвердить обещание своего папаши: «Покажем людям, какие такие Шаталовы».
Разговор начался в поле. Раскаленными выглядели облака в лучах уже почти скрывшегося за горизонтом солнца. Остывая, источала пахучую сырость земля. Сбившиеся в тесную группу люди, и кони, и волы, окрашенные отблеском заката, казались отлитыми из красной меди.
А закончился разговор в правлении колхоза, где и был подписан договор на соревнование между первой и второй бригадами. Поздно закончился разговор, потому что даже Брежнев потерял свою обычную невозмутимость и торговался по каждому пункту. Нет, не скоро еще забудет Андриан Кузьмич, как в сорок пятом году оставила его Марья Николаевна хотя и не на «бобах», а все-таки на бобовой культуре — «на горохе».
И вот наступил день, когда можно было подвести итог по первому этапу соревнования — по весеннему севу.
«Значительный мужчина», по выражению Новоселова, Андриан Кузьмич Брежнев сегодня выглядел не так, как всегда. Обычную клетчатую кепочку и мудреный комбинезон с восемью застежками-молниями сменили фетровая шляпа густозеленого цвета и добротный шевиотовый костюм-тройка. В таком виде колхозный бригадир вполне мог сойти и за бухгалтера, и за врача, и за академика. Тем более и лицо у Андриана Кузьмича было чистое и благообразное, и руки не грубые.