- Спросите что-нибудь полегче. Время для меня не имеет никакого значения. Я могу ходить под "дурью" неделями, даже месяцами. Помню только, что было лето и были белые ночи, а вот год точно не скажу.
- Виктор жил здесь не больше года, - помог ему Майринг.
- Может, все-таки найдется "косячок", - уже без надежды в голосе поинтересовался парень.
- У меня друг работает в наркодиспансере, могу устроить, - в свою очередь предложил Марк.
- Спасибо. Я уже один раз лечился. Как видите - беспомощно развел руками тот.
- На всякий случай я оставлю вам телефон...
Майринг еще долго просидел в своем новеньком "форде", положив голову на руль. Да, во время их последней встречи Виктор рассказал ему о своем бизнесе. И пообещал, что завяжет, как только разделается с кредитором, займется чем-то созидательным. Именно так и выразился: "Мне надоело разрушать, пора заняться чем-то созидательным". Марку хотелось верить в искренность брата, хотя он прекрасно понимал, что всегда идеализировал Виктора. И даже сейчас, после встречи с этим опустившимся парнем, он вспоминал не тот тягостный разговор в аптеке, а их фантастическую встречу на Университетской набережной, уютный кабак на Первой линии с примитивной живописью на стене: морячки и раки. Они тоже заказали раков и пива. И болтали без умолку несколько часов. Брат излучал обаяние, острил, вспоминая своих родителей, все-таки укативших за границу, с теплотой отзывался о студенческих годах, с грустинкой говорил о Питере, таком прекрасном и таком жестоком, и о своей мечте купить квартиру в Петергофе и завести кучу ребятишек. "Я бы гулял со своим огромным семейством среди фонтанов и с важным видом рассказывал анекдоты из петровских времен. Дети любят фонтаны и всякие-разные истории..."
"Он был в тот вечер спокоен и весел, а значит, пуст. - размышлял Марк. - Наверняка сбывал ои страшный товар в университете и в Академии Художеств".
В душе Майринга никак не могли ужиться два разных Виктора.
В душе Аиды накапливалось раздражение. Родион все чаще разочаровывал сестру. В детстве она считала его своим ангелом-хранителем, думала, что когда-нибудь он станет для нее главной опорой в жизни. Она, конечно, приписывала ему много чудесных качеств, которыми в действительности он не обладал. Милый, любимый Родька на глазах превращался в слизняка, в какую-то древнегреческую плакальщицу. Ему уже перевалило за тридцать, а живет за ее счет, в ее квартире. Мизерную зарплату полностью тратит на книги. Создал свой маленький мирок из фолиантов с клопами под музыку "гранж". Впрочем, грядут перемены: Родион вздумал жениться. Он привел в ее дом какую-то оборванку, хиппарку со стажем, и зовет ее Аленушкой. Аленушке скоро стукнет тридцать, она ходит почти босиком, подметает юбкой тротуары, носит хайратник и смотрит на всех как юродивая. Эта дура сочиняет декадентские стихи в прозе и всерьез причисляет. себя к питерской богеме. Они с Аленушкой запираются в его комнате и всю ночь трахаются под "Нирвану". Музыка для слабых! Музыка для нищих!