- Дедушка, - попросила Яся, - подари Наде одного ангела. Ей очень нужен Ангел покаяния.
- Правда? - старик серьезно взглянул на темноволосую девочку. – Разве ей есть в чем каяться?
Надя кивнула, опустила голову.
- Хорошо, - сказал старик, - возьми одного. Только запомни, это не игрушка, его нужно беречь.
Надя взяла гладкую фигурку в ладошку, аккуратно обернула носовым платком, прижала к груди.
- Спасибо, – прошептала она, – я очень сильно буду его беречь.
Запрос о стеклянных ангелах не выдал ничего путного. Миша полчаса тыкался в какие-то новогодние игрушки, кружки « умелые руки», самодельные подвески, потом плюнул, закрыл поисковик и пошел завтракать - самому ведь так и не удалось попробовать свои бутерброды и кофе.
В кафе встретил секретаршу Тараса Борисовича Валентину Васильевну, даму в возрасте, но хорошо сохранившуюся, отчаянно молодящуюся - чего только стоили ее серебряные лодочки на высоченных шпильках! - и с замечательным чувством юмора. Посмешил ее анекдотами и попутно выведал о планах шефа.
Валентина Васильевна рассказала, что в деле Сенина, по всей видимости, появился новый свидетель. Из провинции приехала мать сбитой девушки и она утверждает, что ее дочь и Аркадий Сенин были знакомы. Хотя на допросе Сенин утверждал обратное.
Тарас Борисович все утро проходил из угла в угол в своем кабинете, но потом строго приказал в это дело не вмешиваться. Боится, сказала Валентина Васильевна, чего-то боится наш Тарасик.
Миша равнодушно покивал, а про себя подумал: «Нет уж, Аркаша, на этот раз тебе, подонок, сухим из воды не выбраться. Пусть не в телевизионном выпуске, пусть хоть в самой захудалой желтой газетенке, но новость эту я на свет божий выпущу, не отвертишься!»
Он собрался в несколько минут, и поехал в больницу, в которой вот уже который день лежала в коме девушка, сбитая Аркадием Сениным.
* * *
Женщина сидела в вестибюле больницы. Это была обычная женщина из глубинки, рано постаревшая, с поникшими плечами, увядшим лицом. Вся жизнь ее – неудавшаяся, проходящая мимо – много лет была сосредоточена на дочери, которая уехала в город в поисках лучшей доли, но вместо того, чтобы учится, связалась с городским подонком, и вот лежит теперь в этой огромной холодной больнице, вся утыканная проводами, и ничего не видит, и не слышит, лежит как неживая, не чувствуя горючих материнских слез на исколотых капельницами тонких руках.
Женщина сидела, сгорбившись, и глядела в цементный пол горестным застывшим взглядом. Миша сел рядом, она и не заметила этого, настолько была погружена в свои горькие мысли.